– Нет.
– Вы полагаете, кто убил, тот и взял бумажник?
– Да.
– То же думаю и я. Как я и сказал, между нами нет никакого конфликта. Согласны?
У Кремера оставалось в бутылке немного пива. Он налил его, подождал, пока в стакане не осядет пена, выпил, поставил стакан на стол и облизнул губы.
Поднял глаза на Вулфа:
– Вот что я скажу. В ходе выполнения своих должностных обязанностей я еще ни разу не пересекался с вами по делу без конфликтов, хотя не думаю, что этого не может быть. Думаю, если я поверю вам на слово – я говорю если, – мы могли бы найти общий язык. Думаю, ваши клиенты что-то скрывают. Думаю, их больше беспокоит мысль об их чертовом конкурсе, чем об убийце, потому я склонен верить, что наняли вас именно для той цели, о какой вы говорите. Думаю, ваши клиенты вполне могли рассказать вам все как есть, и мне хотелось бы услышать, что конкретно вам сообщили, хотя я, конечно, не жду, чтобы вы согласились поделиться этим со мной. Думаю, о конкурсе, особенно в том, что касается листка из бумажника Далманна, информация у вас изнутри, и вам известны такие подробности, каких мы не знаем и, вероятно, не узнаем. Бог свидетель, я не надеялся ничего тут из вас вытянуть, но вот на что я и в самом деле надеюсь, так это на то, что вы понимаете, насколько важна для меня каждая мелочь, которая для вас лично вообще не имеет значения.
– Жаль, – сказал Вулф.
– Что жаль?
– Вы решили воззвать к моей совести, когда нельзя размахивать, как обычно, дубинкой, потому что у меня есть защита. Конфиденциальность нашей беседы обеспечил один из тех, кто меня нанял, мистер Рудольф Хансен, которому я заплатил в качестве гонорара один доллар. Теперь я его клиент. Сожалею же я о том, что вы не даете мне шанса поднять забрало.
– Как же, поднимете вы его! – рявкнул Кремер. – У вас каждый раз новый повод. Теперь придумали новую отговорку. Не можете ничего рассказать, потому что это была конфиденциальная беседа, так?
– Нет, сэр, – отозвался Вулф, слегка обиженный. – Я поддался на уговоры мистера Хансена, только чтобы его уважить. Сведения, полученные мной в беседе, которую теперь охраняет тайна конфиденциальности, имеют отношение к конкурсу, а раскрытию убийства могла бы помочь лишь информация о бумажнике и листке бумаги, но об этом вам и так известно. То же самое следует сказать и о моих беседах с участниками. Могу лишь добавить, что пока не пришел к определенному выводу, взял кто-то из них бумажник или нет. Сейчас думаю, любой из них, в равной степени, мог сделать это и, соответственно, убить Далманна, с тем чтобы заполучить бумажник. Кроме этого, у меня есть одни лишь предположения, и я пытался их рассортировать, когда вы меня прервали. Ни одно из них не заслуживает обсуждения, по крайней мере до тех пор, пока я в них не разберусь. Я предлагаю вот что: когда я приду к какому-либо выводу, то сообщу вам об этом прежде, чем начну действовать. А сейчас дело упростилось бы, если бы я узнал некоторые детали.
– Ага. Не читали газеты, да?
– Нет, сэр.
– Что ж, рад оказать услугу и сэкономить вам время. Убит он был в промежутке между одиннадцатью тридцатью и тремя ночи выстрелом в спину через подушку, заглушившую звук, из револьвера тридцать второго калибра. Определили по пуле, оружия не нашли. Лифт там без лифтера, консьержа нет, и мы не нашли никого, кто видел бы, как Далманн вернулся домой или кто приходил к Далманну. Перечислить вам все, чего не нашли.
– Предпочитаю то, что нашли.
– Я тоже, но тут мне нечего вам сказать, вернее, почти нечего, черт побери! Ни одного отпечатка, который был бы у нас в картотеке, ни одной подсказки от соседей или домовладельца, ничего – в вещах и бумагах, ни такси, подвозившего человека туда ночью, ни звонка из отеля, и так далее по процедуре. Все это вам известно. Если бы нашлась хоть какая-то зацепка, я не стал бы отрывать вас от работы.
– Процедуру вы отработали безукоризненно, – вежливо сказал Вулф.
– Премного благодарен. Что касается алиби, его толком нет ни у кого. Когда живешь в большом отеле и у тебя есть веские причины, незаметно выйти и вернуться не составляет большого труда. Женщина эта, Тешер, говорит, будто после обеда сразу отправилась к своей подруге, где просидела в библиотеке со справочниками до четырех утра, но рядом-то с ней никто не сидел, все в доме спали. Вот тут и возникает вопрос, который и привел меня сюда… Главный вопрос. Мы обнаруживаем, что во всем городе мало у кого могли быть причины желать зла Луису Далманну – личные у трех или, может быть, у нескольких женщин, также личные у двоих-троих мужчин, и денежные причины у нескольких человек обоего пола. Даже у его деловых партнеров. Мы занимаемся ими, проверяем, где кто был прошлой ночью и все такое, но факт остается фактом: взяли у него только бумажник и ничего больше, а это может означать, что тут мы просто теряем время. Денег в бумажнике не было, чековую книжку он носил в другом кармане. В бумажнике он носил только визитки, права и тому подобное.
Наверное, заговорив о карманах, Кремер вспомнил про свой. Из внутреннего кармана пиджака он достал сигару и принялся вертеть ее в руке.
– Да, – произнес он, – я надеялся услышать от вас ответ на этот вопрос. Теперь, когда я знаю, что вам поручено, даже почти в этом уверен. Был он убит из-за бумажника или нет? Если да, то это сделал один из участников конкурса, и можно более или менее забыть про остальных, по крайней мере на время, а у вас, как я и сказал, есть информация о конкурсе из первых рук. Я не прошу, чтобы вы показали блокнот Гудвина, где он записал беседу с клиентами и адвокатом. Я всего лишь хочу знать ваше мнение: был он убит ради бумажника или нет?
– Повторяю, мистер Кремер, я не занимаюсь расследованием убийства.
– Черт, да кто же сказал, что занимаетесь?! Как вам сформулировать вопрос?
Вулф поднял плечи и опустил:
– Не имеет значения. Вам нужно лишь мое мнение. А я склонен полагать, что тот, кто нужен вам, то есть убийца, и тот, кто нужен мне, то есть вор, – это один и тот же человек. Таким образом, вывод, вытекающий из этого предположения, подсказывает, что ответ на ваш вопрос: да. Вы удовлетворены?
Судя по выражению лица Кремера, удовлетворен он не был.
– Не нравится мне это ваше «склонен полагать», – проворчал он. – Черт побери, вы прекрасно понимаете, что у меня на уме! А тут, видите ли, конфиденциальная дребедень. Почему не могло быть такого: вчера вечером после встречи компаньоны обсудили поступок Далманна и решили, что носить этот листок с собой для него опасно, и кто-то из них отправился к нему на квартиру, чтобы взять листок или уничтожить. Когда он пришел, дверь была не заперта, он вошел и увидел, что Далманн лежит на полу, мертвый. Он достал из кармана бумажник и унес с собой. Не спрашивайте, почему он не известил полицию, спросите у него. Возможно, он подумал, что его сочтут подозреваемым. Так или иначе, не известил, но партнерам, разумеется, сообщил, и они вызвали адвоката, рассказали и, обсудив дело с ним, приняли решение нанять вас.
