В то время в римской Африке, как и в Константинополе, да и в других тогдашних центрах молодого христианства, шла известная сегодня разве что узким специалистам — богословам и религиоведам — яростная идеологическая борьба за выработку единого, приемлемого и обязательного для всех верующих учения на основе целого ряда традиций, аутентичных лишь частично, в остальном же носивших на себе неизгладимый отпечаток личности того или иного учителя церкви либо авторитетного участника дискуссии.
Рассматривая тогдашнюю ситуацию, так сказать, с временной, исторической дистанции, можно смело утверждать, что, скажем, донатисты и, вне всякого сомнения, также ариане, имели не меньшие шансы на конечный успех, чем приверженцы той ветви христианского вероучения, которую мы ныне называем православной. Факт же наличия, к примеру, у пелагиан, да и у манихеев, не менее разработанных и привлекательных доктрин подтверждается хотя бы тем, что оба этих направления продолжали существовать и даже процветать столетиями и в других частях света.
В ходе совместной борьбы церковных и светских властей африканских провинций двуединой Римской «мировой» державы с дона-тистами (порой принимавшей формы открытой войны, как и борьба с циркумцеллионами)комит Бонифаций и епископ Августин научились ценить и уважать друг друга. Когда же с появлением, через неполных два десятилетия после разгрома донатистов, вандалов-ариан, возникла новая угроза для римских церковных и светских порядков в Африке, Августин вспомнил о своей дружеской переписке с комитом Африки. Епископ обратился к Бонифацию со слезной просьбой прислать войско для защиты города Иппона от вандалов и аланов «Зинзириха-риги» (которых сам же Бонифаций в Африку и пригласил, о чем тактичный Августин упоминать в письме, естественно, не стал).
Хотя, возможно, все обстояло с «точностью до наоборот». Ведь в распоряжении комита Бонифация не было надежных войск, кроме пары тысяч готских «федератов», преданных лично ему и, возможно, находившихся на его содержании. Таких в поздней Римской империи называли «буцеллариями» («букеллариями», «вукеллариями»), т. е. «кусочниками», от латинского слова «букелл», означающего «кусок (хлеба)», получаемый этими воинами за службу от своего господина (напоминавшего уже не римского военачальника классической эпохи, а феодального сеньора близящегося Средневековья). Все «природные» римские воины (и те, кого такими в Африке считали или именовали) давно сбежали от комита Африки. А туземное население плодородных равнин, при приближении вандалов, даже если и имело римское гражданство со времен принцепса Каракаллы, не только не оказывало варварам сопротивления, но и само, забыв о том, как «дульце эт декорум эст про патриа мори» (т. е. как сладостно и достойно умереть за отечество), присоединялось к ним в прибыльном деле грабежа роскошных вилл римских латифундистов и богатых, но недостаточно укрепленных римских городов. Иные античные авторы, правда, утверждают, что селяне делали это не добровольно, а принудительно, ибо «вооруженные мигранты» Гизериха силой заставляли их присоединяться к своему «народу-войску», прикрываясь ими, как живым щитом, и гнали их перед собой на римские мечи и копья…Что ж… Нам остается лишь сказать: «Темна вода во облацех…»
Как бы то ни было, у Бонифация с его горсткой наемников не было ни малейших шансов одолеть опустошавшую римскую Африку многоязыкую «грабь-армию» в полевом сражении. Он мог лишь отсидеться со своими федератами за стенами сильно укрепленного города, вроде Иппона, имевшего выход к морю, откуда могли прибыть в Африку подкрепления из римской Европы. А на это необходимо было получить согласие епископа Иппонского, чей авторитет давно уже затмевал таковой светских властей древнего города.
В Африке вандало-аланской армии были способны оказать реальное сопротивление лишь три римских города-крепости:
1) Цирта (близ современной Ксантины-Константины) — возведенная на высоких скалах царем Масиниссой, или Масанассой (чей переход из карфагенского в римский стан в свое время привел к проигрышу Карфагеном Второй и Третьей Пунических войн) и потому практически неприступная столица Нумидии (совершенно не интересовавшая Гейзериха, не пожелавшего терять под ее стенами ни одного из своих воинов, поскольку Цирта не преграждала ему путь и не представляла угрозы для занимаемых вандалами мавританских земель);
2) Карфаген — далекая и желанная цель вандальского завоевательного похода, богатейший город (некогда превращенный римлянами в прах и пепел, да вдобавок распаханный плугом и засеянный солью, чтобы на его месте большем ничего не выросло, но затем восстановленный теми же римлянами в новом, еще большем блеске и величии), под стенами которого уже появились передовые разъезды войска Гизериха, и, наконец,
3) Иппон Регий, град прославленного в христианском мире семидесятишестилетнего святого мужа Августина, о котором «Зинзирих-рига», возможно, уже был наслышан (скорее всего — как о нещадном обличители его собственной, арианской веры, т. е., по Августину — ереси).
Осада Иппона началась в июне 430 г. Это нам известно совершенно точно, ибо Августин отошел к Богу 28 августа 430 г., через три месяца после начала осады города вандалами. Дошедшая до нас «Жизнь Августина», написанная Поссидием, поистине стала счастливой находкой для всех, изучающих историю вандалов, как отчеты восточноримских дипломатов о житье-бытье «Бича Божьего» Аттилы — для всех изучающих жизнь и историю гуннов, или существование арианского епископа Вульфилы с его переводом Библии на готский язык — для всех, изучающих жизнь и историю готского народа. Будучи добросовестным биографом, Поссидий Каламский сохранил для потомства всю правду о том, как православные епископы и клирики бежали из опустошаемых вооруженными мигрантами провинций в Иппон Регий, как римская Африка стала вандальской, как римляне утратили всякую надежду на изменение ситуации в свою пользу. Прежде чем искать спасение в бегстве, епископам пришлось выдержать немало словесных или письменных баталий со своим духовным главой — Августином, требовавшим от них оставаться до последнего со своей паствой. До нас дошли строки из письма недовольного подобной установкой собрата блаженного — епископа Гонората (Онората), не понимавшего, что пользы священнослужителям и церковнослужителям, да и духовно окормляемой ими пастве в том, что они будут оставаться до последнего в своих церквях. Ведь на их глазах варвары-ариане будут убивать мужчин, насиловать женщин, поджигать православные церкви. А их самих будут мучить пытками до смерти, домогаясь узнать, где спрятаны сокровища, о которых они и понятия не имеют, ибо не владеют таковыми…
Видимо, вооруженные мигранты Гейзериха подвергали православных пленников жестоким пыткам именно желая выпытать у них, где спрятаны сокровища, а вовсе не стремясь добиться их перехода в арианскую ересь. Так же, как, скажем, впоследствии, в годы Тридцатилетней войны, ведшейся под религиозными лозунгами (католики против протестантов), лютеране — шведы и саксонцы — пытали баварских и швабских католиков, вымогая у тех спрятанные деньги, но не требуя перехода в лютеранство (как, впрочем, и наоборот). При желании шведов и саксонцев можно заменить козаками или московитами, баварцев и швабов — поляками или литвинами (и далее по списку). Мучимым афроримлянам насильно раскрывали рты, вливая в них всякого рода жидкости с отвратительным вкусом и запахом. А порой — просто морскую воду (данное обстоятельство помогло исследователям вандальской истории сделать вывод, что маршрут главных сил войска «Зинзириха-риги» пролегал в непосредственной близости от побережья Внутреннего моря).
