Явно не без влияния Гейзериха (не жалевшего на подкуп нужных людей богатств, награбленных у римлян) гуннский «царь-батюшка» Аттила напал на западноримскую Галлию, якобы желая вынудить регентшу Галлу Плацидию отдать ему в жены свою дочь Гонорию (Онорию). При этом подлинной целью «Бича Божьего» была не сама Галлия, а расположенное в ее юго-западной части Толосское царство вестготов, подчиненное Риму лишь формально и постепенно распространявшее свою власть на Испанию. Гейзерих опасался, что вестготы могут, по стопам вандалов, переправиться из Испании в Африку — и тогда ему не поздоровится. Однако же Аттила был отброшен римско-вестготским войском Флавия Аэция, разбившего (хотя и недобившего) его гунно-германскую Великую Армию под Каталауном, близ нынешего города Шалон-на-Марне во французской провинции Шампань. Тем не менее, вестготы были настолько ослаблены, что им было теперь не до высадки в Африке. Так что Гейзерих своей цели все-таки добился.
Пока в Карфагене римский «трибунус волуптатум» (особый уполномоченный императора по вопросам сладострастия — была такая должность) складывал чемоданы (или, если угодно — сматывал удочки), передавая сферу своей ответственности и своих должностные обязанностей в руки вандальской «полиции нравов», Гейзерих занимался несравненно более важным делом. А именно — военным обучением молодых вандалов, бывших еще малыми детьми в пору переправы из Испании в Африку. Он неустанно муштровал их, обучал обращению со всякого рода оружием и учил не уступать ни в чем тем элегантным африканским римлянам, что неустанно им нашептывали на своей латыни всяческие непотребства, вводя в соблазн и склоняя к безнравственным мыслям и поступкам. В то время как бездействовавший и запущенный, ввиду мира с вандалами, военный флот западной части Римской «мировой» державы «чинно догнивал», Гейзерих снаряжал свои корабли, вербовал в их команды самых отчаянных головорезов из числа своих новых подданных, нанимал мавританских гребцов и лоцманов. На Европу между тем обрушилась новая напасть — гунны Аттилы вторглись во Фракию, а затем — в северную Италию. Римлянам было не до Гейзериха. И тот рискнул-таки, в порядке эксперимента, предпринять несколько пиратских рейдов. Разумеется, не в акватории Восточной, «Ромейской», империи (еще обладавшей боеспособным флотом), чтобы не доставлять лишних неприятностей Аспару — другу и союзнику (а также, вероятно — соплеменнику) вандальского царя. А в другой части Внутреннего моря, принадлежавшей Западной Римской империи, чей слабый император-недоросль пытался компенсировать свою все более очевидную военно-политическую слабость периодическими проявлениями зверской жестокости (бей своих, чтоб чужие боялись!).
Поначалу римлянам было не ясно, что за морские разбойники, в мирное время и как гром среди ясного неба обрушивались на тот или иной прибрежный город и, ограбив его, снова исчезали, так сказать, «в тумане моря голубом», не дожидаясь схватки с поднятым по тревоге гарнизоном. В конце концов, пиратов в Маре нострум было много, причем во все времена, со времен этрусков, Ганнибала и его отца — Гамилькара (Абдмелькарта). Так вандальская молодежь вызнавала и изучала морские пути, места возможной высадки, упражнялась в ведении войны на море, готовясь к широкомасштабным военным действиям против римлян (Гейзерих вовсе не собирался предоставить эту честь одним только гуннам). Если бы не слишком большие расстояния, разделяющие вандальское и гуннское царства, не будь Аттила таким хитрым лисом (возможно, похитрее самого Гейзериха), царь вандалов и аланов вполне мог бы объединить свои силы с гуннскими и общими усилиями покончить с цепляющимся за подол своей матери-регентши недоумком на римском престоле, то и дело велящим казнить (а то и собственноручно убивающим) своих лучших полководцев…
Следует заметить, что даже в случаях, когда римляне начинали подозревать в анонимных пиратских рейдах (фактически носивших характер морской разведки боем) именно вандалов и, соответственно, гневаться, Гейзерих всегда изыскивал возможность их задобрить. Вежливо извинившись — дескать, ошибочка вышла! — отправить в Рим часть добычи (захваченной его пиратами у римлян же). Посланцам Гизериха, доставлявшим в «Вечный Град» на Тибре эти «доброхотные даяния», заодно предоставлялся удобный повод осмотреться там, в столице мира, все там разведать и понять, что там к чему.
5. Битва за Рим, которой не было
Захват царем вандалов и аланов Гензерихом, так сказать, с налету, Карфагена прозвучал завершающим аккордом в деле покорения «вооруженными мигрантами» почти всей римской Африки. Правда, все еще сопротивлялась пришельцам столица Нумидии — Цирта, расположенная на неприступных скалах, но осаждающие ограничивались ее блокадой и наблюдением за поведением римского гарнизона, не тратя силы на напрасные попытки взять приступом это орлиное гнездо. Пустынные земли к востоку от Триполиса (Триполя, нынешнего Тарабулуса в Ливии) вообще не интересовали Гейзериха. В районе Тингиса-Танжера он ограничился устройством стоянки для своих военных кораблей. Которые должны были, однако, действовать не против римлян, а против германцев (к примеру, вестготов), если тем все-таки вздумалось бы вдруг последовать его, Гейзериха, примеру, и переправиться через Гадитанский пролив в Африку, «римскую» теперь лишь по названию, в действительности же — вандальскую. Ибо, если Гейзерих испытывал определенное уважение к Новому Риму (ибо при константинопольском дворе заправлял его тайный союзник Аспар), и стойкое недоверие — к Риму Ветхому, то готов он по-настоящему боялся. Ибо именно готы побеждали его и его вандалов во всех сражениях, именно готы гоняли народ Гейзериха — «удальцов и резвецов, узорочье и воспитание вандальское» (как выражались книжники Святой Руси) — по всей Европе, как не римской, так и римской.
После завершения военных действий (по крайней мере, в Африке) настало время позаботиться об упрочении внутреннего порядка в вандало-аланской державе. Гейзерих уже имел к тому времени полное представление о ценности и распределении завоеванных земель. В Карфагене победитель нашел целое войско во всем покорных ему придворных прихлебателей из местных, охотно перешедших к нему на службу, начавших отпускать волосы на вандальский манер и заказывать себе у городских портных вандальскую одежду. С помощью этих перебежчиков из стана побежденных афроримлян Гейзериху удалось упорядочить перераспределение земельного фонда, осуществлявшееся до этого больше мечом, чем пером.
В этом, разумеется, не было ничего нового. Повсюду, где германские народы интегрировались в римские провинции, местное население последних было вынуждено делиться с новоявленными «федератами» империи «потомков Ромула» землей — в награду за оказание теми платных услуг по охране «незыблемых» римских границ. По такому же принципу еще при жизни Гейзериха действовал в римской Италии, к примеру, гунноскир Одоакр, а в следующем веке великий Теодорих Остготский, убедив константинопольского императора в пользе подобного подхода, заложил основу германо-римского царства, что имело колоссальное культурно-историческое значение не только для поздней Античности, но и для всего раннего Средневековья. Эта практика была наверняка известна и вандалам еще со времен их пребывания в Паннонии, да и в Испании (хотя в последней право владения частью римских земель, как «федератов», было формально ограничено по времени тридцатью годами — столько насчитывал, по тогдашним представлениям, человеческий век, т. е. срок жизни одного человеческого поколения, в силу чего и вечный мир даже впоследствии заключался в действительности на тридцатилетний срок). Тем не менее, хотя Гейзерих получил от римлян и Африку также на правах римского «федерата» (т. е. в условное держание в обмен на военную службу), он с самого начала вступления в действие федеративного договора, начал править в подчиненных им областях между Сетифами и Капсой как неограниченный монарх и безраздельный самодержец.
