Книга Вандалы – оклеветанный народ, страница 50. Автор книги Вольфганг Акунов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Вандалы – оклеветанный народ»

Cтраница 50

Верность арианству была для вандалов средством самоутверждения и самосохранения, средством обретения пути к осознанию своего места в мире уже не языческой, но христианской Античности, однако по-прежнему во многих отношениях бесконечно превосходившем мир германства. Еще идя в бой на полях Паннонии, вандалы несли с собой, как знамя, готскую библию Ульфиласа-Вульфилы. Поэтому порочащие Гейзериха утверждения, будто царь вандалов был при рождении крещен по православному обряду, впоследствии же отпал от православия, уклонился в арианство и, со всей силой ненависти отступника-ренегата к преданной им вере, обрушился на африканских православных римлян, нельзя рассматривать иначе, чем заведомо ложные измышления. В самом сердце суггестивного превосходства римского, латинского мира готская библия Вульфилы, это сокровище христианско-германской письменности, приобрела для германцев, понимавших ее содержание, написанное на их родном языке, еще большее значение, чем прежде. Однако за те немногие годы, что прошли со времени Вульфилы, вандалы не успели обзавестись собственными священниками, равными своим римским, православным противникам в плане образования, красноречия и умственного развития. Пройдя трудную школу борьбы с донатистами и пелагианами, отточив свой ум и язык на синодах и соборах, обучившись диалектике у златоустов вроде блаженного Августина, православная элита Карфагена далеко превосходила все остальные христианские богословские течения и школы, будь то в (Малой) Азии, Италии или Египте. Немногочисленная группа арианских иереев, пришедших в Африку в обозе вандало-аланского «народа-войска» не имела ни малейших шансов одолеть в попытках затеять «прю о вере» этих виртуозов христианских полемики и дебатов, риторики и диалектики. Арианские священники вандалов с самого начала владели только языком меча. Притом меча железного, а не меча духовного, который, по Писанию, есть Слово Божие…

Прекрасно понимая это, мудрый и осмотрительный Гейзерих, стремясь избежать ненужного кровопролития на почве межрелигиозных распрей, ограничил сферу действия «вандальской» арианской веры своим собственным народом и примкнувшими к нему иноплеменниками, которых можно было легко узнать по одежде, и утешил своих разгневанных его терпимостью к иноверцам зилотов-священников передачей им православных церквей и дворцов для отправления арианского культа и проживания в достойных условиях. Установленные им таким образом границы между вероисповеданиями и народами, возможно, в отдельных случаях, и нарушались победителями-вандалами, становясь все менее устойчивыми и все более размытыми, когда иные римляне (например, придворные вандальского царя) из оппортунистических соображений «перекрещивались» из православных в ариан. Гейзерих неукоснительно требовал от своего окружения (во всяком случае, от придворных высокого ранга) принадлежности к арианской церкви, отказываясь даже от услуг весьма дельных советников, если те оказывались не готовы к отречению от православия. Спору нет, тем самым он оказывал на них давление. Но разве в наше время в какой-либо стране (причем не только в Африке) кой-где порой не оказывается в тех или иных правительственных или же государственных ведомствах аналогичное давление на желающих служить правительству или же государству «инаковерующих», если не сказать — инакомыслящих, несмотря на все славословия «свободе совести»?

Совершенно иным было положение православных священнослужителей Карфагена и всей завоеванной Гейзерихом Африки. Это положение было сложным, трудным, почти невыносимым. Ибо они были вынуждены, несмотря на все свое блестящее образование и свою искреннюю убежденность в истинности своей веры, оставаться в бездействии, наблюдая за утратой завоеванных православием позиций среди его исповедников, отпадавших от православия из низких, корыстных побуждений, в погоне за доходными местами, за бренными мирскими благами. Не говоря уже о реальных притеснениях, которыми подвергались те или иные епископы-кафолики, не желавшие смиряться с ситуацией, в своих епархиях. И никто не может осудить православную церковь за то, что загнанная арианами-завоевателями в угол, постоянно атакуемая пришельцами-еретиками, притесняемая церковь, полностью осознавая весь масштаб угрожающей ей опасности, сочла необходимым, перейти в контратаку, чтобы защититься. Ибо, как известно, лучший способ обороны — нападение. Гейзерих, в отличие от некоторых своих преемников, смог правильно оценить расстановку сил. Он понимал, что не сможет добиться победы на этом фронте, и потому с самого начала старался не дать разгораться конфликту и по возможности сгладить противоречия. Так, он дозволил православным избрать епископа-кафолика для Карфагена (за что православные подданные Гейзериха не преминули «отблагодарить» царя-еретика яростной антиарианской агитацией, совершавшейся у него на глазах), и вмешивался лишь в тех случаях, когда его верным вандалам угрожала опасность быть совращенными мощной, целенаправленной и весьма искусной пропагандой проповедников враждебной религии. Опасность обращения вандалов в православие возрастала по мере того, как вандальская молодежь во все большей степени овладевала латинским языком, в то время как почти никто из римлян (число льнувших к царскому престолу ренегатов было все-таки не велико, да и не могло быть очень уж большим) не изучал язык своих новых хозяев и не посещал арианские богослужения, ибо не понимал готско-вандальского языка, на котором они совершались. Поэтому православным миссионерам сопутствовал все больший успех в деле обращения «заблудших душ», большинство обращаемых в христианство язычников обращалось ими в кафолическую веру и численное соотношение между арианами и православными в царстве Гейзериха неуклонно сдвигалось в пользу православных. Тем самым создавалось, как писал Готье, существенное ограничение распространению арианства, и без того не слишком распространенного на латинском Западе Римской империи. Германские цари, включая Гизериха, явно осознавали данное обстоятельство. И потому, в общем то, требовали не более чем признания за арианством права на существование.

Если, в данной области, Гейзарих мог лишь вести оборонительную войну, в надежде на то, что укрепившееся, прочное арианское царство постепенно ослабит позиции православных, то, с другой стороны, Внутреннее море теперь, после завоевания Карфагена, заманчиво плескалось у причала. И успехов, добиться которых Гейзериху помешали римляне Карфагена, он теперь мог достичь в борьбе с самим Римом.

Период бездействия вандалов в отношении Рима окончился с достижением новых успехов гуннами. Хотя однозначно подтверждается античными авторами как несомненный факт только договоренность между Гейзерихом и Аттилой лишь относительно одного военного похода — сицилийской авантюры с участием пяти восточноримских полководцев.

Взятие Карфагена вандалами произошло без единого взмаха меча и, соответственно, без единой капли крови, в том числе и римской. Однако оно означало нарушение мирного соглашения, заключенного между Гейзерихом и некоронованным владыкою Второго Рима — Флавием Аспаром. Поэтому падение столицы Африки прозвучало в ушах римлян как сигнал бедствия, сигнал тревоги. Ибо Карфаген был не просто городом. В условиях упадка Рима на Тибре, он стал городом особо важным.

Когда же Гизерих начал через полгода после взятия этого града, особо важного для Гесперийской (Западной) империи «потомков Ромула», усиленно вооружаться и весной 440 г. большой вандальский флот покинул гавань Карфагена, обе римские державы охватили страх и ужас. Выход флота в море мог стать известным из донесений соглядатаев. Однако цель экспедиции была им явно не известна — еще одно свидетельство в пользу выдающихся организаторских способностей Гейзериха. Его ближайшие сотрудники языки не распускали. В то время как обо всех планах, вынашиваемых в западноримской Равенне или восточноримском Константинополе, почти сразу же начинали судачить во всех гаванях Внутреннего моря.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация