Во время своего короткого, молниеносного похода на Старейший Рим Гейзерих сделал только одну единственную остановку. 31 мая император Запада Петроний Максим был при попытке к бегству то ли побит камнями своими бургундскими наемниками, не пожелавшими осквернять свои мечи кровью вероломного узурпатора, то ли растерзан в клочья «свободными римскими гражданами». Через два дня после жалкой гибели «августа на час папа римский Лев I вышел из беззащитного града на Тибре и, явившись в стан Гейзериха, попросил царя вандалов пощадить жителей и постройки. При этом римский епископ заверил Гейзериха в том, что никто из римлян не окажет ему сопротивления, что поэтому в городе не будет уличных боев и, таким образом, удастся избежать пожаров.
Папе Льву I, прозванному Великим, было не впервой выполнять эту миссию. Тремя годами ранее римский понтифик, выйдя навстречу опустошавшим северную Италию гуннам Аттилы, встретил «царя батюшку» под Мантуей (родным городом патриарха римской литературы, автора «Энеиды» Публия Вергилия Марона). Согласно позднейшей легенде, суеверный гуннский властелин счел разумным склониться к мольбам князя церкви, видимо, обладавшего колдовскими силами. В результате средняя и южная Италия были спасены от гуннского нашествия, Аттила же вскоре скончался. Гейзерих, твердый в своей арианской вере, видимо, встретился с папой без тайного страха и без колебаний. К кровопролитию он стремился меньше, чем к захвату рабов и заложников, которых можно было обратить в деньги, а горящие здания, как известно, сложно грабить. Следовательно, полюбовное соглашение с папой Львом вполне отвечало планам вандальского владыки. То, что Гейзериху удалось принудить не только вандалов и аланов, но и свои мавританские вспомогательные войска (тех самых темнокожих воинов в бурнусах, что так поразили автора настоящей книги и его школьного друга Андрея Баталова в детстве, при рассматривании репродукции картины Брюллова «Нашествие Гензериха на Рим» в седьмом томе детской энциклопедии «Из истории человеческого общества») к строгому соблюдению договоренности с римским первосвященником, наглядно свидетельствует о непререкаемом авторитете, которым «Зинзирих» пользовался у своих разноплеменных, разномастных (в полном смысле слова) подданных.
Именно эта уверенность «колченогого евразийца» в своей власти над вандалами, аланами и маврами позволила ему ограничить систематический грабеж Первого Рима ровно четырнадцатью днями — сроком, за который любое другое войско, несомненно, вышло бы из подчинения любому другому полководцу, за который любой другой монарх утратил бы власть над своими воителями, что доказывается примером разграбления Второго Рима участниками Четвертого Крестового похода во главе с венецианским дожем Энрико Дандоло в 1204 г. При разграблении Первого Рима в 410 г. Аларих смог держать своих вестготов (и сарматов с гуннами) в узде на протяжении трех дней (по мнению большинства историков), что уже немало, и все же тогда не обошлось без эпизодов, наглядно свидетельствующих о его балансировании на грани оргиастического хаоса. А вот с разграблением Ветхого Рима вандалами и иже с ними дело обстояло совершенно по-иному. Они грабили Рим с профессиональным спокойствием и хладнокровием современных мафиози. Последовательно прочесывая улицу за улицей, квартал за кварталом, в сопровождении повозок, нагружаемых награбленным добром. Бесконечные колонны телег и повозок катились из столицы мира по Портвенской дороге к кораблям, заполняя своим содержимым их трюмы. Все, что не служило главной цели, оставлялось без внимания, неповрежденным. Насилий никаких не совершалось. Во-первых, они только вызывали бы ненужные задержки, отвлекая грабителей от дела. Во-вторых, вандалы и без того взяли в заложники множество состоятельных римских семей (включая императорскую), с чьими женами и дочерьми они могли потом, «уж опосля», в родимой Африке, сколько угодно забавляться, в ожидании выкупа. Пока же золотая и серебряная утварь из ограбленных римских домов была грабителям важнее. Впрочем, не гнушались они (в особенности — нищие сыны пустыни) и медной посудой. Но, не щадя святынь языческих, щадили христианские святыни. «На Капитолии они разграбили храм Юпитера, остававшийся до того времени нетронутым. Гензерих похитил из этого храма не только статуи, которыми он надеялся украсить свою африканскую резиденцию, но приказал еще снять наполовину крышу храма и нагрузил корабли дощечками позолоченной бронзы, из которых сделана была крыша» (Грегоровиус).
Итак, запомним хорошенько, уважаемый читатель, что для украшения своей новой столицы Гейзерих распорядился вывезти из Рима на Тибре все, что только было ценного в художественном отношении — и колонны, выломанные из храмов и дворцов, и позолоченные черепицы, снятые с крыши храма Юпитера Капитолийского (все еще возвышавшегося посреди давно уже, казалось бы, ХРИСТИАНСКОГО Рима!), и статуи работы прославленных античных ваятелей. Как, кстати, в свое время сделал первый христианский император Константин Великий, ограбивший, для украшения своей новой столицы на Босфоре лучшими произведеньями искусства всю Италию и Грецию. «Константин, грабивший города Европы и Азии с той целью, чтобы обогатить новый Рим, Византий, всякого рода предметами поклонения и произведениями искусств, первый стал увозить из Рима статуи. На одном лишь ипподроме своего нового города Константин поставил 60 римских статуй, без сомнения, самых лучших, и в числе их статую Августа. Известно, что Константин приказал также перевезти на корабле из Рима в Византий монолитную колонну из египетского порфира, имевшую в вышину 100 футов. На эту перевозку потребовалось целых три года; этот громадный колосс был поставлен с громадными трудностями на форуме в Византии, а в основании его был заделан Палладиум (священная статуя-оберег, изображавшая богиню-градохранительницу Афину Палладу, сброшенная с Олимпа на землю Зевсом, поначалу она хранилась в Трое, как залог неприступности города, пока, после взятия Трои греками, не была вынесена из горящего города Энеем, перенесшим ее в италийский город Альбу Лонгу, откуда палладиум попал в Рим, где хранился вместе с другими реликвиями в сокровенном месте храма Весты, богини домашнего очага — В. А.), также взятый Константином из Рима; последнее, однако, маловероятно. Но произведений искусства в Риме было такое неистощимое множество, что грабеж не был бы заметен даже в том случае, если бы Константин похищал их за раз сотнями». (Грегоровиус).
Уже сам факт отбора Гейзерихом лучших статуй и колонн для украшения своей столицы ставит под сомнение «дикость» и «бескультурье», приписываемые повелителю вандалов и его темным подданным. Правда, вандальский корабль, предназначенный для доставки в Африку античных статуй, оказался настолько перегруженным, что затонул — единственный из всех судов грабительской флотилии — на обратном пути во время шторма — запоздалой мести, постигшей грабителей-еретиков. «Прокопий вполне точно говорит, что один корабль был нагружен статуями и из всех кораблей он один потонул; остальные же благополучно дошли до карфагенской гавани» (Грегоровиус).
«Но беспристрастное исследование не подтверждает той пошлой басни, что вандалы разрушали здания в Риме. Никто из историков, которые только писали об этом событии, не называет ни одного здания, которое было бы уничтожено вандалами. Прокопий (Кесарийский — В. А.), от внимания которого не ускользнули развалины преданных огню готами дворцов Саллюстия, сообщает только, что вандалы разграбили Капитолий и дворец цезарей; и только позднейшие византийцы, списывавшие друг у друга, говорят общими словами о поджогах в городе и гибели от огня многих замечательных его сооружений. А между тем мы увидим, что еще Кассиодор (в VI в. — В. А.) описывает эти великолепные памятники и восхваляет заботы гота Теодориха о сохранении их. И мы закончим наше исследование по этому вопросу словами римлянина: «Насколько мне известно, не установлено, что Гензерих разрушал здания и статуи города».
