Спустя несколько минут, слегка придавленный разговором с ректором, я спускался по центральной лестнице главного учебного корпуса ВКШ. Дребезжащий звонок разорвал гулкую тишину пустых коридоров, и последние шаги по ступеням подвели меня к краю оживлённого людского потока, хлынувшего из аудиторий: мельтешение чёрных, синих и зелёных мундиров, юные лица, громкий смех, отрывистые выкрики, неспешные и вальяжные фразы младших, неумело копирующих манеры старших родственников…
Но между нами словно возникла незримая стена. Что-то неуловимо изменилось. Глядя на них, я улыбался и завидовал, с грустью осознавая, чего лишился. Вот только у общества на этот счёт существовало своё мнение…
– Ронин вернулся!!! – прозвучал звонкий мальчишеский крик, разрезая шум гомонящей толпы. Расширенными от удивления глазами я наблюдал, как быстро стихает хаотичное движение кадетов, как они прерывают разговоры, останавливаются и разворачиваются, обращая на меня горящие взоры. Попав в прицел пары сотен любопытных и откровенно восторженных глаз, почувствовал себя слегка неуютно и невольно попятился, поднимаясь на пару ступенек выше, и, помахав рукой, неуверенно произнёс:
– Приветствую всех, господа!
К подножию лестницы, активно работая локтями, протолкался взъерошенный и радостный Дима Калашников.
– Vivat победителю! Vivat! – вновь крикнул он, воздев руку с сжатым кулаком, и не остался неуслышанным. Кадеты охотно подхватили его возглас, сотней глоток скандируя старое воинское приветствие и пожелание успеха.
– Vivat! Vivat, Ронин! Vivat, победитель!!! Своды коридоров многократным эхом отражали поднятую кадетами бурю, казалось, здание вот-вот дрогнет, а с потолка неизбежно посыплется штукатурка. Это был мой маленький триумф… И каждый из присутствующих частично разделял его со мной – как соученик. Ведь там, на поле битвы, я отстаивал не только честь и имя рода. Но и честь русского офицера. Вот у них и возникло чувство сопричастности… И я не могу сказать, что оно было незаслуженным.
– С возвращением, брат! – улыбнулся вихрем налетевший Дима и заключил меня в крепкие объятия. Чувство неловкости усилилось, но в какой-то момент я подумал: какого чёрта?! И тоже крепко обнял друга, похлопав его по спине.
– Лёха устраивает праздник в честь вашего возвращения. У вас в комнате, кстати, если ты ещё не знал, – шёпотом искусного интригана сообщил Калашников, размыкая объятия, и, повернувшись к сканирующей толпе, звонко крикнул: – Господа кадеты! Наш собрат по перу и шпаге лишь недавно вышел из госпиталя, и раны ещё беспокоят его. Так не станем чрезмерно тревожить его! Ведь всех нас ждёт учёба!
Вошедшие в раж юноши не сразу восприняли слова Дмитрия, желая продолжить буйство, грозящее немедленно перерасти в грандиозный праздник (ох уж эти русские!), но он получил неожиданную поддержку.
– А ну, прекратили гвалт, воины! Построиться! – гулкий бас мастера Витара, многократно усиленный сводами коридоров, прозвучал подобно рёву боевого рога. Впитанная костным мозгом дисциплина в одно мгновение превратила скандирующую толпу в хаотичную человеческую массу, но спустя всего несколько секунд все кадеты уже выстраивались вдоль стены. Погруппно, на чётко определённой уставом дистанции друг от друга и в три ряда.
– Здравия желаем, мастер Витар! – грянул стройный хор юных голосов. Впечатлённый увиденным, я оглядел выстроившихся передо мной кадетов и только тогда понял, что тоже должен стоять среди них. А Калашникова и след простыл. Но дёргаться было уже поздно… Повернувшись к своему наставнику по боевым искусствам, я склонился в вежливом поклоне, приветствуя его и стоявшего рядом с ним Самсонова.
– Дисциплинарное взыскание сразу после столь триумфального возвращения, – от Сан Саныча явственно повеяло холодом, – отличное начало второго семестра, кадет Хаттори. Я мог бы смягчить наказание, но только в том случае, если ваше ранение как-то связано с травмой головы. Скажите честно, кадет, на войне вас слегка контузило?
– Никак нет, господин Самсонов! – бодро отрапортовал я, вытянувшись по стойке «смирно», и, звонко щёлкнув каблуками, внёс в рапорт небольшие коррективы: – Что касается головы… Имело место прямое попадание винтовочной пули калибра 14.5, выпущенной со снайперского комплекса Barret M8.
Это, кстати, было чистой правдой. Именно такую пулю после битвы у Мацумото обнаружили в затылочной части шлема моего МПД.
– Вот видишь, сотрясение мозга у него, Самсонов, – неожиданно поддержал меня мастер Витар, старательно сдерживающий улыбку. – Так что прояви снисхождение, помилуй парня, ему и так досталось.
Наставник по стратегии и тактике что-то невнятно пробурчал о том, что в моём случае «голова – это кость» и трястись там категорически нечему, но всё же не стал настаивать и согласился с мнением мастера Витара.
– У меня будет к вам отдельный разговор, кадет Хаттори, касаемо проведённых вами в ходе войны манёвров и боевых операций. Разумеется, если пожелаете выслушать мнение специалиста со стороны, – всё так же сухо сказал Сан Саныч на прощание, встав у основания лестницы и положив руку на перила.
– Непременно, наставник! – ответил я, и на этом акт троллинга от руководящего состава окончился. Рявкнув «Разойдись!», преподаватели направились вверх по центральной лестнице, а кадеты, получив новую вводную, выдохнули и начали разбредаться по своим делам.
– Я здесь вообще случайно, остальная группа в другом корпусе, здесь углублённый спецкурс прохожу, по особенностям зарубежных электросистем. В «Тэнгу» разобраться до конца не могу, и даже документация не слишком-то помогает, – грустно поведал Калашников, вновь возникая рядом. – Но на сегодня мои муки с гранитом науки окончены. Многие захотят тебя увидеть, так что выдвигаемся прямиком в общежитие!
– Праздник в честь возвращения? Звучит неплохо, – согласно кивнул я, обнимая друга за плечи и уверенно направляясь к выходу из главного корпуса. – Хорошо, что все соберутся в одном месте, подарки будет проще раздавать!
* * *
Господа кадеты изволили устроить торжественную встречу с соблюдением всех канонов, и потому мероприятие с посиделками завершилось лишь глубокой ночью. Меня и Лёху однокашники слушали затаив дыхание, ведь рассказ участника событий не сравним с той информацией, которую они могли почерпнуть из СМИ. Но, как оказалось, и там информации было более чем предостаточно. Японский сегмент интернета изобиловал новостями о завершившейся войне, неведомым образом просочились отрывочные видеоролики с полей сражений, фотографии и интервью с очевидцами. Но весь материал, несмотря на остроту темы, был значительно выхолощен – журналисты явно опасались глубоко совать нос во взаимоотношения аристократов, и подробности отсутствовали. Разве что…
– Священный Ветер… Сумеречный Дракон… Кровавый Ронин… – перечисляя данные мне журналистами прозвища, Лёха жмурился, как довольный кот. – И это только самые популярные. Твоя фамилия у всех на устах, Лео. И произносят её с почтением. Замок Мацумото стал местом паломничества после того, как в разгар зимы там зацвели поля хиганбаны, а историки тут же вспомнили о древности рода потомков Амэ-но-ками! Налицо все признаки формирования культа личности, друг мой. Ты стал легендой…
