Перенеслись мы к нужному месту за секунду, я успела зажмуриться. Потом когда-нибудь попробую провернуть такое путешествие с открытыми глазами. Закинули письмо в почтовый ящик перед одноэтажным беленым домом, но уходить не хотелось. Потому мы остались топтаться в стороне подозрительными личностями. Все равно на улице отчего-то было тепло, будто не январь на дворе, а я ведь даже пуховик прихватить забыла.
Из дома вышел белобрысый мальчик с шапкой набекрень, а за ним мужчина, держащий на руках другого – совсем маленького, не старше трех лет. Мы отпрянули за угол, ощущая себя преступниками. Старший ребенок побежал к почтовому ящику, но отец окликнул:
– Потом посмотришь, а то к тете Гале на ужин опоздаем!
Но мальчик уже вытянул наш подарок, открыл и с хмурым видом вертел в руках.
– Пап, кто-то отправил нам пустой конверт! Придурки!
Но отец подошел, взял письмо из его рук, задумчиво заглянул и как будто вдохнул. А потом сказал грубовато:
– Сам ты придурок, Колян. Просто мама накатала нам целое письмо своими ангельскими чернилами – а их человеческими глазами не разглядеть. Но ты закрой глаза – чувствуешь? Это она тебе поцелуй передала. Идем уже, тетя Галя нас очень ждет.
Коля побежал следом, догоняя отца с братом, но зачем-то время от времени останавливался и прижимал конверт к своей щеке, улыбаясь в небо.
Я по непонятной причине шмыгнула носом, хотя тоже улыбалась, отражая улыбку белобрысого мальчугана.
– Знаешь, Снегур, я по этой работе буду скучать. Оказывается, нет занятия важнее.
– Зачем скучать? Тебя теперь вряд ли кто-то уволит – уж точно не моя озабоченная родня. А отцу помогать нам никто не запрещает, он будет только счастлив. Ну что, возвращаемся? Рассольничка бы!
Я посмотрела на него с укоризной:
– У вас зацикленность на одном блюде – семейное? Попробуй для начала борщ, потом будешь делать выводы! Правда, капусты тоже нет. Заскочим в магазин?
Мой прекрасный возлюбленный задумчиво нахмурился и щелкнул пальцами.
– Это капуста?
– Нет… – застыла я, рассматривая в его руках небольшой арбуз. – Но почти.
Он досадливо поморщился и растворил арбуз в воздухе.
– Покажешь капусту – смогу материализовать капусту. Я только в игрушках хорошо разобрался.
– Подожди, – я подалась вперед, заглядывая ему в глаза. – То есть ты можешь и капусту, и огурчики, и что угодно?
– Ну да. Считай, что мои достоинства перевешивают мои недостатки, – засмеялся он.
– Потом о недостатках. Хотя еще один назрел: ты информацию выдаешь как-то не всегда вовремя. А машину можешь?
– Конечно. Что угодно, если понимаю, как это должно выглядеть. Я целую гору подарков закупил только для того, чтобы в них разобраться. Но сначала материализовал для этого кучу разных валют.
– А квартиру?
– Чем квартира принципиально отличается от огурчиков? Про инфляцию потом расскажу, если вдруг захочется наколдовать очень много одинаковых денег. Почему ты так смотришь, Оля, как будто только что в лотерею выиграла?
Я от темы не отклонилась:
– То есть вся твоя жизнь заключается в том, чтобы жить где хочешь и помогать кому хочешь, дарить детям любовь, а в свободное время ее копить? Но ты все свои столетия просидел в ледяном замке?
– Просто раньше у меня не было повода выходить. Я верил, что повод сам меня найдет – так и вышло. Тебя будто Вселенная специально для меня разыскивала: идеальное сочетание порядочности и перчинки. У меня не было шансов. Не пойму, ты рада или расстроена?
– Потом определюсь. А пока я срочно хочу за тебя замуж! Согласен? Ну же, соглашайся, я свой выигрыш в лотерею все равно никому не отдам! Соглашайся немедленно, иначе я своей любимой свекрови на тебя пожалуюсь! И снеговичков уже хочу, и подарки упаковывать хочу, весь свет с тобой облететь хочу, если ты сам хочешь того же.
Наверное, он был очень даже за, раз так долго и нежно меня целовал прямо на заснеженной январской дороге.
Эпилог
В офисном помещении фабрики зубочисток с первого рабочего дня творился какой-то кошмар. Но Макар Игнатьевич места себе не находил по другой причине: он все ждал, ждал и наконец-то дождался. Она пришла! Холодная, надменная, прекрасная как сказка, молодая, но почему-то обращаться к ней на ты никак не получалось – она словно одним взглядом могла убить, а Макару Игнатьевичу очень не хотелось умирать до того, как он на нее наглядится. Вошла в кабинет, села и закинула стройную ножку в белом сапожке на другую.
У уважаемого директора горло пересохло, но он все же задал тот вопрос, который еще с первой встречи его тревожил:
– Как же вас зовут по-настоящему, прекрасная фея?
– Снегуритой и зовут, – она улыбнулась. – Забежала отметить выполнение и попрощаться. Вселенная благодарна вам за вклад в развитие. Плачу как обычно – чувством собственной важности и ощущением значимости. На этом все, Макарчик?
Он очень испугался, что она вот так и уйдет – неожиданно, как когда-то пришла.
– А зачем я это сделал, прекраснейшая Снегурита? Зачем подсовывал елочную игрушку Ольге под нос? Она ж после этого уволилась! А за ней по непонятной причине еще пять человек заявления написали, как будто ее пример стал заразным!
– Так было надо. – Она потерла длинные пальцы. – Подарок младшему брату был необходим. Дело в том, что он характером в отца пошел, а люди, которые постоянно творят чудеса, перестают их замечать. Пришлось вмешаться и кинуть в него настоящим волшебством, чтобы он еще столетиями тянул эту лямку на одной инерции. Я-то, к счастью, вся в маменьку: холодный цинизм и продуманные манипуляции. Повезло Вселенной, что у нее есть я. Прощай, Макарчик, была равнодушна к нашему знакомству!
Снегурита встала, но и Макар Игнатьевич нервно подскочил на ноги, словно собирался волшебную красавицу схватить и себе навсегда оставить.
– Подождите, а как же я? – жалобно воскликнул он. – Что же мне теперь делать?
Она обернулась и весьма изящно поморщила носик. Вздохнула, будто очень устала, и выдала:
– Мне-то откуда знать? Хоть линию производства шпажек для шашлыка запустите.
Прекрасное виденье исчезло, а Макар Игнатьевич еще целый час торчал в центре улучшенной им же Вселенной с разинутым ртом и судорожно повторял: «Это гениально… Это же просто гениально! Как мне раньше эти шпажки в голову не пришли?»
