Я не дослушал. Зинаида ко мне на вы, всегда уважительно, хотя первые полгода упорно звала Александром Викторовичем. Она тут и повар, и уборщица, и царица медной горы. А у меня детская психотравма, раз я через полгода попросил называть себя Сашей и переехать ко мне насовсем. От последнего Зинаида отказалась, по причине: «Егор, ваш дорогой, Михайлович меня с потрохами сожрет», но на имя переключилась. Про психотравму мне Егор, чтоб ему пусто было, Михайлович и сообщил – дескать, я недостаток материнской любви за счет наемных работников компенсирую. Выглядит мило, но жалко. Да и фиг с ней, с психотравмой. Я люблю Зинаиду – мне, может, ее всю жизнь и не хватало, чтоб стучала утром в спальню, звала поесть, ворчала про гастрит, и «Саш» произносила именно так, как произносит. В этом коротком «ш» я тоже чувствую, что мои чувства взаимны – любит Зинаида меня настолько, насколько вообще можно любить своего работодателя. А Егор, дери его черти, Михайлович совершенно отбитый на голову, если думает, что эта шикарная шестидесятилетняя женщина явилась ровно для того, чтобы меня соблазнить и разрушить светлый образ «плохого мальчика, ищущего хорошую девочку, чтобы его перевоспитала».
День прошел в беготне, почти как обычно. К счастью, в пять у нас была деловая встреча в ресторане, так что получилось хотя бы нормально поесть. Потом домой, но не отдыхать – бассейн, тренажеры, какие-то бумаги, правки в сценарии. Продюсер все это время вокруг меня летал наседкой, как будто вообще забыл, что мы в ссоре. Он отходчивый. В смысле, умеет прекрасно считать деньги, потому мои закидоны его злят кратковременно – все равно же я приношу денег больше, чем трачу своим халатным отношением.
– На Дне города петь будем? – он сидел на скамье, не выныривая из дел, но приглядывая, чтобы я на «бабочке» не филонил. И сам же себе отвечал: – Будем. Если он вообще будет. Перед тем быстро в тур… В Уфу приглашали. Нахер Уфу или не нахер? Иркутск точно не нахер, страна должна хоть изредка видеть своих секс-символов в лицо. И не только в лицо. О, точно, нам надо с модельером…
Я почти не слушал, да и не для меня он говорил. Сам придумает – мне потом реализуй. Но окупается же каждое его решение, потому я не ною. Просто бунтую изредка, как вчера. Отвлекся, но он меня вытянул на разговор – видимо, всплыло что-то важнее модельера:
– …проститутки.
– Что, Егор Михалыч?
– Проститутки, говорю, и то честнее, чем фанатки. Они за гонорар работают, в этом и есть их честь, никаких подводных камней. А эти шмары только и ждут, как урвут от тебя кусок. Опасно! Может, мы тебя на дрочку переведем?
Я закончил подход и опустил руки, чтобы отдохнули. Мой продюсерский пухляш совсем что-то в паранойе потерялся.
– Егор Михайлович, вы мне теперь и график дрочки назначать будете? Или лично займетесь? Можно, я хотя бы с этим сам разберусь?
Он пожамкал губами:
– Это я после вчерашнего. Так напугался. Слухи пойдут – но слухи фигня, даже хорошо. Еще одна соблазненная, которую ты даже не соблазнял. Но реальное дите или реальная баба, которая дважды в твоей кровати окажется – это уже херня. И я вот думаю, может, напрасно тебя на сухой паек посадил? Сорвешься однажды, влюбишься – типа назло условиям контракта, дров наломаешь. А это разгребать сложнее, чем героиновую зависимость, там хоть перед концертами можно тебя в чувство приводить…
Я уже не отвечал. Он умный – сам с собой поговорит. Мою интимную жизнь сухим пайком сложно назвать. Я бы и сейчас ею занялся, если бы уважаемый начальник соизволили-с свалить. У меня имидж жеребца, который летит по ветру и не может найти «ту самую». Это подогревает любительниц помечтать о несбыточном. Почему нет-то? Влюбляться я точно не планирую. Хотя бы потому, что искреннего отношения мне уже не найти – буквально любая девушка, еще до реальной встречи со мной, уже меня обожает. Она месяцами, годами гладила мой плакат на стене или, закрывая глаза перед сном, воображала мое лицо вместо физиономии своего ухажера. Конечно, она не откажется помочь мне с напряжением, в любом формате – еще и счастлива будет до одури. Потому что задолго до этого уже придумала себе любовь. К плакату, ага. Большинству даже в голову не приходит, что у меня полно недостатков или что я хожу в туалет, как простые смертные. Что каждое мое слово на интервью – тщательно выверенный пиарщиками ход. Что все мои жизненные ценности прописаны огроменным договором. Что я отказываюсь сниматься в каком-то фильме не потому, что его задумка противоречит моим позициям, как это всегда выставляет Егор Михайлович, а просто у нас обычно лежат еще пять предложений – выбираем самое выгодное, меня не разорвать, и насрать на жизненные позиции. И что я, собственно, оцениваю людей лишь по тому доходу, который они могут мне принести. Всех, за исключением Зинаиды, конечно. Бестия со своими супами и капустными пирожками захватила мое сердце в единоличное пользование. Я бы и на съемки сам не пошел. Если пение – моя стезя, благо хватает голоса, таланта и образования, то актер из меня никудышный. Кассу рубят только на раскрученном фейсе. А раз рубят кассу, Егор Михайлович с меня не слезет.
Продюсер соизволил отчалить уже в одиннадцатом часу вечера. Я походил по пустому дому, решая, чем заняться – нечасто выпадает настолько свободный вечерок. А может, правда, рвануть на одноразовое свидание? Славу-то надо поддерживать, хотя выматывает. Или просто поваляться в постели, посмотреть, что там наснимали, кроме моей прекрасной персоны. Да и песня нужна, класснючий саундтрек, который взорвет летние чарты. Егор Михайлович купит, хотя и мои берет, если удачные – я не слишком хорош в сочинительстве, но раз из двадцати удается нашлепать основу хита. Потом другие профессионалы доводят до ума и текст, и музыку, конечно.
Взял гитару, потренькал, подул на пальцы – с непривычки немного занемели. Это что же, я уже даже на гитаре отвык играть? Вот примерно так профессиональное творчество убивает творчество.
Созрел примерно за час, некоторое время пытаясь отогнать эту мысль. Но потом уверенно взял телефон и позвонил в службу такси.
– Я вчера выпивший был, оставил сумку на заднем сиденье, – сообщал я девушке-оператору. – Примерно в десять вечера ехал на Энтузиастов.
– Нам не отдавали, – неуверенно ответила она. – Сейчас проверю! Можете описать, как именно выглядела…
– Конечно, не отдавали, – перебил я. – Там денег кусков сто и часы за полмиллиона.
– Что вы… – оператор выдохнула уже напряженно. Не знает, наверное, какие действия предпринимать в таких случаях. Ведь клиент может и врать. Именно об этом она и подумала: – И вы звоните через сутки? Вы только сейчас обнаружили такую пропажу?
– А я любым делом занимаюсь с полной отдачей. Пью тоже. Часы хотя бы верните – это подарок канадского премьера.
Зря я, наверное, перегибаю с легендой. А прозвучало либо внушительно, либо доказанным бредом.
– Я… Вы знаете, мы сейчас свяжемся с водителем и вам перезвоним. Вы такси на этот номер вызывали?
– Нет, – и я продиктовал номер Лёши. Он еще возмущался, что я один еду – боялся, что если случится что-то по дороге, с него три шкуры спустят. Случилось. Не спустили.
