К сентябрю мы получили наконец-то судебный запрет на приближение матери – этим документом уже можно было бравировать: мол, говорите сколько угодно, но у правоохранительных органов другое мнение на этот счет, они признали, что моему спокойствию она угрожает. Сверху открыли еще дело о вымогательстве денежных средств. Однако Егор Михайлович не стал ждать его решения, а начал форсировать события, уже полностью полагаясь на здравомыслие окружающих. Он организовал пресс-конференцию, заявив мне:
– Мы уже все объяснили, все предоставили, но нужна жирная точка. Готовься, Саш, вопросы будут самые неудобные.
– Напугали ежа ягодицей!
– Я серьезно, – он почему-то хмурился. – До конца мы тебя отмыть все равно не сможем, и дело не в ресурсах. Ты врал, что она не твоя мать, и часть аудитории этого никогда не забудет. Но лояльных к твоей ситуации тоже хватает. Соберу всех ребят: чем больше людей на нашей стороне, тем лучше среднее отношение в зале.
Вот с этим я согласился, потому позвал Зинаиду и, конечно, Кристину. Мне просто было нужно увидеть ее и набраться сил, чтобы пережить любой поворот. Выдалось даже несколько минут, чтобы перекинуться несколькими словами наедине. Но неожиданно я начал вообще не с того, о чем собирался сегодня говорить:
– Кристин, сиди там и улыбайся, этого мне достаточно. И я уже решил, что уйду из шоу-бизнеса, когда вся эта канитель рассосется – хочу именно уйти, а не сбежать. Возможно, вернусь в консерваторию. Но в любом случае через некоторое время мне не придется тебя прятать, хотя в ближайшие годы некоторое внимание будет обеспечено. Но люди забывают своих кумиров быстрее, чем возводят их на пьедестал.
Однако она не обрадовалась, не подпрыгнула ко мне, чтобы от счастья расцеловать, а свела рыжеватые брови и спросила тихо:
– А разве не ты говорил, что ни в чем, кроме пения, не видишь настоящего смысла?
– Ну, теперь я нашел смысл еще и в тебе, – я подмигнул, не понимая отсутствия радости.
– То есть ты решил все бросить из-за меня? – вопросила она вкрадчиво. – Правда думаешь, что это правильно?
– Не знаю, – я немного растерялся. – Я просто хочу обеспечить безопасность нам обоим. Я тебя женой хочу называть, а не вызывать по ночам, пока никто не видит. У тебя есть другие варианты? Ладно, потом обсудим, сейчас мне пора бежать. Может, хоть обнимешь?
Она сделала спешный шаг ко мне, но была остановлена рыком:
– Вы почему так близко стоите? Кристина, ну-ка отошла от него!
– Здравствуйте, Егор Михайлович, – она улыбнулась продюсеру и поспешила в зал занять место.
Вопросы в самом деле были неудобные, но я за последние месяцы научился вообще ни на что не реагировать, удивить меня уже никто не мог, даже провоцируя на эмоции. Вот только уже через сорок минут один умелец нашелся:
– Ксан! Так какие отношения вас связывают с госпожой Лаолиной?
Ну сколько можно-то? Когда она уже сдастся? Тоже судебный запрет оформить?
– Никакие не связывают, мы виделись-то всего несколько раз.
– Вы уже знаете, что сегодня она на своей странице опубликовала информацию о сексуальном насилии с вашей стороны? Готовится подавать заявление!
Егор Михайлович забыл о выражении лица и царственной позе, вытащил свой смартфон и начал судорожно тыкать по экрану. А я засмеялся – и это была самая неверная реакция на подобную провокацию. Я осекся почти сразу, понимая, как сильно прокололся – сработало бы удивление или спокойное опровержение, но никак не неконтролируемый смех. Что смешного в том, что какую-то женщину изнасиловали? Пусть даже госпожу Лаолину – и мною.
Продюсер приподнял лицо, подвинул ко мне телефон по столешнице – на фото я разглядел зареванную Светлану с очень изящными подтеками туши, текст читать не было времени, да и какая разница, что она там наныла под этой картинкой? Егор Михайлович отключил свой микрофон, выпрямился, поправил галстук и монотонно произнес:
– А вот теперь можно и в консерваторию, Саш. Прощай.
Я уставился на его профиль – что он несет? Ведь прекрасно понимает, что клевета: за мной подобного никогда не водилось, а до Кристины у меня был такой выбор женщин на любой вкус, что даже свистеть иногда нужды не было! Но я постепенно понимал: Светлана ничего не докажет, но второй скандал, когда мы только-только расхлебываем первый – это уже приговор для карьеры. Мы и так просели, я дом продал, долги еще далеко не все раздали, несколько месяцев такой же напряженки уже не потянем.
– Неправда это! – я вдруг расслышал голос Кристины, которая вскочила с места и даже стянула маску. Побледнела от того, что все камеры начали разворачиваться в ее сторону, но повторила: – Неправда! Светлана Лаолина мне самой рассказывала, как влюблена в него! Домой к нему приезжала, любой встречи искала. Я это и на суде скажу, если придется! – она помешкала, а потом вспомнила: – А в Архангельске после концерта ее вообще куча народу видела, все они свидетели, как она Ксана преследовала! О, а еще она ему угрожала, общий альбом требовала… И еще… – Кристина все-таки сбилась с мысли, но потом решила просто закончить: – Все это похоже на поведение жертвы изнасилования?
– Кстати, да, в Архангельске она была, после концерта с боем в гримерку прорвалась, – уверенно подал голос Матвей. – Мы эту госпожу Лаолину всем коллективом полуголую имели честь разглядывать после ее нелепой попытки соблазнить Ксана!
Аня задумчиво протянула:
– Да он даже если бы захотел, то не смог бы…
Кристина глянула на нее с непониманием, но обрадовалась поддержке:
– Вот! Потому не делайте выводов, пока не выслушаете все стороны. А уж за эту клевету госпожа Лаолина ответит!
Егор Михайлович воспрянул духом:
– Кристиночка, душа моя, ну-ка подошла сюда! Здесь кадр получше выйдет!
Я видел, как она перепугана, но все-таки направилась в обход, неуверенная, что готова к допросу с пристрастием. Я вскочил с места, бездумно двинулся в ее сторону. Хотя бы на часть вопросов сам среагирую, если она отдышаться не будет успевать. Однако журналисты отчего-то поверили в заявление сразу трех человек и потому переключились моментально – просто новость назревала еще горячее, чем какая-то недоказанная клевета:
– Представьтесь, пожалуйста!
– Кем вы приходитесь господину Исаеву?
Кристина поправила бежевый свитерок, подняла голову и дребезжащим от волнения, но громким голосом произнесла:
– Меня зовут Кристина. Я его любимая девушка.
– Э-э? – я расслышал сквозь шум собственный голос. – Тебя же теперь съедят… Стойте, она просто работала на меня!
– Я его невеста! – заявила Кристина еще звонче.
– Как давно вы вместе?
– Полгода, – преувеличила она.
– Почему вы так долго скрывали ваши отношения?
– Потому что я была трусихой.