Вступление
Несколько месяцев назад я прогуливался по большой университетской клинике вместе с врачом-консультантом
[1], одним довольно видным хирургом, как вдруг он повернулся ко мне и спросил: «Почему вы хотите написать книгу про кардиохирургов? Мы же все психопаты».
Признаюсь, у меня и был соблазн ответить: «Как раз именно потому, что вы все психопаты», но я лишь засмеялся. И даже притом, что этот любезный мужчина обладал впечатляющей способностью полностью завладевать любым разговором, я был вполне уверен, что никаким психопатом он не был. А проведя немало часов в компании кардиохирургов — как в операционной, так и в более неформальной обстановке, — я не переставал поражаться, насколько сложно на них навесить какой-то общий ярлык. Конечно, была пара человек, которые без лишней скромности рассказывали о своих достижениях, искусно уклоняясь от любых вопросов, которые угрожали перевести общение на более нейтральный уровень, где им было бы не так вольготно. Но застенчивость других вызывала чуть ли не умиление. Они с большей охотой говорили о своих наставниках и пациентах, нежели о самих себе. Третьи же и вовсе восхищались исключительно деталями своего искусства и могли подробно рассказывать о разных методиках и разнообразных процедурах, пока в дверях кабинета не появлялась голова отчаявшегося секретаря, чтобы напомнить, что их ждут куда более важные дела. Большинство врачей производили впечатление нормальных и вполне уравновешенных людей — разве что они, может быть, были более уверены в себе, но при этом оставались дружелюбными и отзывчивыми и явно были преданы заботе о своих пациентах.
Таким образом, поначалу я решил, что слова про психопатов — это не более чем самокритичная шутка. И все же, почему он сказал именно «психопаты»? «Эгоисты» или «нарциссы» прозвучало бы не менее забавно и было бы даже более уместно. Но потом в «Вестнике королевской коллегии хирургов Англии» я наткнулся на исследование, авторы которого задались вопросом: «Хирурги — психопаты?» Они оценили 172 хирурга на наличие у них характерных признаков психопатии, в том числе «макиавеллиевского эгоцентризма», «влияния на людей» и «черствости». Хирурги набрали по этим параметрам особенно высокие показатели, и по склонности к психопатии их превзошли только педиатры
[2]. Наиболее распространенными характерными чертами для хирургов оказались иммунитет к стрессу и бесстрашие — качества, которые, как отмечают исследователи, «полезны или даже необходимы» при оказании помощи в сложных ситуациях.
Вскоре после этого мне довелось провести целый день в операционной Марджан Джахангири — одного харизматичного хирурга, работающего в больнице Святого Георгия в Тутинге. Стоя рядом с анестезиологом у изголовья операционного стола, я мог прекрасно разглядеть, как профессор Джахангири готовится заменить пораженный болезнью сердечный клапан. Первая половина операции была уже позади — пациенту вскрыли грудную клетку, и я отчетливо видел его неподвижное обескровленное сердце, обязанности которого временно взял на себя стоящий в паре метров аппарат искусственного кровообращения. Профессор Джахангири взяла пару ножниц и одним уверенным плавным движением перерезала аорту — артерию, переносящую насыщенную кислородом кровь от сердца к остальным органам и тканям. Непроизвольно я сделал глубокий вдох: меня потрясло то, с какой невозмутимостью она это сделала, тем самым превратив сердце из неотъемлемой части человеческого организма в отдельный и ни с чем не связанный орган.
Почему это так меня шокировало? Лишь позже, наблюдая, как она заменяет неисправный сердечный клапан пациента и восстанавливает аорту с помощью синтетического трубчатого имплантата, я понял, в чем дело. В эту секунду пути назад уже не было. Пациент теперь полностью зависел от мастерства опытного хирурга, который должен был помочь ему покинуть операционную живым с сердцем, которое снова будет биться. Только полностью уверенный в своих способностях человек мог взять в руки эти ножницы и спокойно сделать свое дело.
Вот тогда я и понял, каким, оказывается, бесстрашием необходимо обладать всем кардиохирургам, чтобы выполнять свою работу.
Однако каждому современному кардиохирургу хоть раз, но доводилось терять пациентов. И им всем приходится мириться с отрезвляющим фактом, что жизнь от смерти может отделять одна-единственная ошибка. Вместе с тем кардиохирургия наших дней куда безопаснее, чем в былые времена: огромное количество операций стали рядовыми и настолько безопасными, что подавляющее большинство пациентов ждет полное выздоровление. Большинство хирургов, каждый раз заходя в операционную, рассчитывают, что их пациент обязательно выживет. Так и происходит в большинстве случаев, однако случается, что пациенты все же умирают, и смерть их производит шокирующий эффект, поскольку такие случаи теперь очень редки. Каково же было заниматься этой профессией на заре ее появления, когда смерть была не просто частым гостем, а постоянным спутником каждого кардиохирурга!
Врачи были настолько убеждены в исключительной уязвимости сердца, что вплоть до последних лет девятнадцатого века не смели его даже касаться. Первая операция на бьющемся сердце была проведена в 1896 году, однако почти сорок лет после этого единственным возможным хирургическим вмешательством в область сердца было только наложение швов при ножевых или пулевых ранениях. Специалисты были убеждены, что в один прекрасный день скальпель сможет избавить человечество от многих проблем с сердцем — и они были правы, однако чтобы прийти к этому, понадобились многие десятки лет, а также небывалое количество смертей. Единственный способ установить эффективность той или иной процедуры — протестировать ее на пациенте. Но подходящие для таких экспериментальных операций немногочисленные кандидаты, как правило, были настолько больны, что помочь им было практически невозможно и их, скорее всего, в любом случае ждала смерть. Таким образом, пробуя новые операции, хирурги заранее готовились к тому, что мало кто из их пациентов сможет поправиться, если вообще выживет. Причем на кону были не только человеческие жизни: каждая серьезная операция на сердце сначала испытывалась на кроликах, собаках, обезьянах, телятах или свиньях, и животных этих были тысячи — на протяжении двадцатого века подопытных животных на операционных столах умерло гораздо больше, чем людей.
