Вскоре после их разговора Блэлок вызвал Лонгмайра на третий этаж больницы и подвел его к кроватке, в которой находился один из самых юных пациентов больницы. Это была девочка по имени Эйлин Саксон, родившаяся в этой же больнице. Сейчас ей было год и три месяца, и она была ужасно больна — лишь кислородная палатка не давала ей умереть. Лонгмайр был в шоке от ее состояния. Она была необычайно маленькой для своего возраста, но первым делом в глаза бросался цвет ее кожи. Она была мертвенно-бледной, а ее губы и кончики пальцев были темно-синего цвета. Эйлин страдала от врожденного заболевания под названием «тетрада Фалло»: детей, которые родились с этим пороком, называли синюшными детьми, и для них мало что можно было сделать. Синий оттенок кожи Эйлин — так называемый цианоз — был результатом того, что кровь в ее организме обходила легкие стороной и циркулировала по телу, так и не будучи насыщенной кислородом. Половина всех детей с таким диагнозом умирали, не дожив до трех лет, а менее четверти из них удавалось дожить до десяти лет. Тем, кому доводилось прожить хоть сколько-нибудь, были обречены на крайне жалкое существование. Большинство врачей были уверены, что малейшее волнение может быть фатальным для таких детей, и поэтому любые повседневные занятия — посещение школы, игры на свежем воздухе, походы в кино и даже поездки на автотранспорте — чаще всего оказывались под запретом. Будущее Эйлин выглядело довольно мрачно.
Когда Блэлок сказал своему подчиненному, что намерен опробовать на девочке новую операцию, Лонгмайр был в ужасе: с учетом ее состояния было глупо рассчитывать, что она переживет наркоз, не говоря уже про операцию, которая никогда прежде не проводилась. Главный анестезиолог, Остин Ламонт, пришел к такому же выводу. Услышав о замысле Блэлока, он наотрез отказался принимать участие в его затее, и операцию отменили. Однако один из коллег Ламонта, Мерел Хармель, оказался готовым пойти на такой риск, и операцию в итоге просто перенесли на следующий день.
Ранним утром в среду 29 ноября маленькую Эйлин забрали в комнату под номером 706 — операционную на седьмом этаже, которую годы спустя будут называть просто комнатой сердца. Основную часть освещения обеспечивали два просторных окна — летом их обычно открывали нараспашку, чтобы хоть немного передохнуть от знойной жары Мэриленда. Здесь была небольшая смотровая площадка с видом на операционный стол, и несколько человек из персонала больницы уже свешивались с любопытством через перила — до них дошли слухи, что в этот день должно произойти нечто выдающееся. Изучая лица собравшихся зрителей, Блэлок увидел своего лаборанта, которого тут же позвал: «Вивен, тебе лучше спуститься сюда».
В свои тридцать с небольшим Вивен Томас был талантливым фельдшером хирургии с весьма тонким пониманием анатомии и физиологии человека — причем почти все он изучил самостоятельно. Томас планировал стать врачом, но его надежда поступить в университет рухнула вместе с биржевым крахом и банкротством банка, в котором он держал все свои сбережения. Тогда он устроился на работу в лабораторию Блэлока в Нэшвилле, руководство которой платило ему скудное жалованье и ставило в один ряд с уборщиками, поскольку он был чернокожим. Скоро он стал настолько незаменим для исследовательской работы Блэлока, что когда хирург перебрался в Балтимор, он настоял на том, чтобы больница Джона Хопкинса приняла на работу и Томаса. Так как у него не было медицинского образования, Томас обычно не контактировал с пациентами. Он работал главным образом с подопытными животными, на которых проводил физиологические эксперименты, помогая разрабатывать новые хирургические методики. Прооперировав сотни собак и отточив каждую мельчайшую деталь, он довел до совершенства операцию, которую Блэлок намеревался в этот день провести.
Вместе с тем идея оперировать этого безнадежно больного ребенка принадлежала кое-кому другому — Хелен Тоссиг. Она тоже стояла в ожидании в операционной, была детским кардиологом и занималась Эйлин Саксон. Подобно Томасу, в начале своей карьеры она столкнулась с немалым количеством чужих предубеждений и личных неудач. Студенткой ее отказались принимать в Гарвардскую медицинскую школу на том основании, что она была женщиной, однако это не помешало ей стать ведущим мировым экспертом по врожденным порокам сердца. Практически полностью оглохнув после тридцати, она научилась диагностировать редкие заболевания, пользуясь вместо стетоскопа руками.
Томас и Тоссиг не должны были принимать в операции непосредственного участия, однако Блэлок в значительной степени полагался на их экспертное мнение. Ассистирующая ему хирургическая бригада состояла из молодых и уже зарекомендовавших себя врачей: среди них были Уильям Лонгмайр и Уильям Мюллер, два выдающихся протеже Блэлока, готовящихся вскоре получить должность профессора. У операционного стола, готовый внутривенно ввести пациентке нужные препараты, стоял двадцатилетний интерн. Его карьера в будущем затмила достижения всех присутствующих на этой операции врачей: звали его Дентон Кули — ему предстояло стать одним из самых знаменитых в мире хирургов, первым, кто имплантировал человеку искусственное сердце.
Атмосфера в операционной была далека от оптимистичной. Лонгмайр был убежден, что девочка умрет, да и Кули не сомневался, что операция обернется «большим несчастьем». Мерел Хармель надел на лицо Эйлин маску и капнул на нее эфиром. Это был довольно примитивный способ введения пациента в наркоз, использовавшийся со времен рассвета анестезии в 1840-х годах. Кроме того, он был еще и опасным, так как контролировать глубину и продолжительность наркоза было очень сложно. Когда Эйлин уснула под действием эфира, Блэлок с коллегами — всего их было восемь — обступили крошечное тельце. Как отметил Вивен Томас, она была настолько маленькой, что было сложно поверить, что под стерильными простынями лежит пациент.
Блэлок сделал первый разрез слева — от грудины до подмышки. Когда он начал разрезать мышцы, чтобы получить доступ к сердцу, из маленьких артерий начала сочиться кровь. Вид ее поразил хирургов: вместо свободно текущей ярко-красной жидкости, которую они привыкли видеть, перед ними была вязкая субстанция темно-синего цвета. Лонгмайр сравнил ее с фиолетовой патокой, и будь его воля, если бы главным был он, операцию немедленно отменили бы.
Именно цвет крови Эйлин, внушающий столь сильную тревогу, и был причиной ее болезненности. Мы привыкли, рассуждая о движении крови, говорить о «циркуляции», но на самом деле, в организме два круга кровообращения — большой и малый. Когда кровь совершает круг, проходя через все тело, большая часть содержащегося в ней кислорода раздается по пути разным органам и тканям — в результате по возвращении в сердце кровь приобретает синеватый оттенок. После этого правая сторона сердца закачивает эту кровь в легкие, где она проходит через крошечные кровеносные сосуды, которые позволяют кислороду из легких попасть в красные кровяные тельца. Одновременно с этим углекислый газ — токсичный побочный продукт процессов, протекающих в клетках тела, — движется в противоположном направлении, а затем выдыхается. Вновь обогащенная кислородом кровь — теперь ярко-красного цвета — направляется обратно в левую часть сердца, откуда потом опять разносится по всему организму. Таким образом, кровь проходит через сердце дважды: сначала в рамках малого круга кровообращения через легкие, а потом в конце большого круга кровообращения, который снабжает кислородом все наши органы.
