Но Гросса это не остановило, он выбрал выжидательную тактику в расчете, что рано или поздно подвернется удачный момент. У Лэдда была привычка каждый год, в августе, уходить в отпуск, и как только он отправился на корабле в Европу, Гросс начал действовать. Он выбрал двух пациентов, которых посчитал подходящими для данной операции, и решил, что если первый умрет, то у него будет второй шанс продемонстрировать эффективность разработанной им процедуры. Подобные рассуждения могут показаться чрезвычайно холодным и даже циничным расчетом, однако он исходил исключительно из практических соображений. Любой кандидат, подходящий для данной операции, все равно изначально тяжело болен, и в случае отсутствия лечения его ждала бы неминуемая смерть. Если бы оперируемые не пережили операции, то это не значило бы, что виной тому плохо проведенное вмешательство — у пациентов в столь тяжелом состоянии в принципе мало шансов выжить, как бы идеально операция ни прошла. Но даже единичный успешный результат, с другой стороны, стал бы убедительным доказательством эффективности новой методики лечения Гросса.
К счастью, одного пациента оказалось вполне достаточно. Им стала Лорен Свини, семилетняя девочка, доставленная в детскую больницу 17 августа 1938 года. С ранних лет она страдала от проблем с дыханием, ей диагностировали открытый артериальный проток. Когда она пошла в школу, то у нее периодически стали случаться приступы, когда она с ужасом хваталась за грудь. На вопрос, в чем дело, она шептала в ответ: «Здесь внутри что-то не так». Ее мать была обеспокоена громким звуком, похожим на жужжание, который доносился из груди маленькой девочки. Симптомы болезни ухудшались, и вскоре стало ясно, что если ничего не предпринять, то долго она не протянет.
Двадцать шестого августа 1938 года Гросс приступил к операции, которая принесла ему репутацию одного из величайших пионеров детской хирургии. Ассистировал ему Томас Ланман, старший хирург больницы после Лэдда, а Бетти Лэнк согласилась ввести пациентке анестетик. Его коллеги отдавали себе отчет, что действуют наперекор начальству, но несгибаемая воля и решительность Гросса их впечатлили: он был крайне серьезным человеком и весьма яркой личностью.
Анестезиологи были не меньшими героями этих первых операций, чем хирурги, а это, к сожалению, часто упускается из виду. В их распоряжении было самое простое оборудование и примитивные средства, но от них требовалось обеспечить наркоз людям, среди которых были маленькие дети, и вообще пациенты кардиохирургов были тогда самыми тяжелыми больными из всех, попадавших на операционный стол. На заре развития анестезии, когда работа анестезиста ограничивалась тем, что он капал на маску эфир или хлороформ, чтобы погрузить пациента в сон, считалось, что никакой особой квалификации для этого не требуется, так что занимались этим главным образом медсестры, а не опытные врачи. Бетти Лэнк как раз и принадлежала к этому сословию медсестер-анестезистов — лишь в 1940-х годах за наркоз стали отвечать дипломированные врачи (называемые теперь анестезиологами).
В условиях ограниченного количества оборудования для мониторинга состояния пациентов, находящихся под наркозом, задача поддерживать их живыми пугала не на шутку. Причем рисковали не только жизнью оперируемых. Хлороформ и эфир — оба эти вещества крайне токсичны и к тому же легковоспламеняющиеся. Бетти Лэнк для операции Лорэн Свини использовала недавно открытый анестетик под названием «циклопропан». Он по праву считался куда более удобной альтернативой старым препаратам: при смешивании с кислородом его можно было легко вдыхать, он быстро обеспечивал глубокий наркоз, а пациентов после операции не мучила тошнота, как это частенько случалось с хлороформом. К сожалению, у смеси воздуха с циклопропаном был один существенный недостаток — она была чрезвычайно взрывоопасной и потому требовала особых мер предосторожности. За температурой и уровнем влажности в операционной тщательно следили; медперсоналу запрещалось носить одежду из шелка, шерсти, кожи, а также обувь на деревянной подошве. Кроме того, во время операции нельзя было включать и выключать электроприборы. А в случае, если ожидалась гроза, настоятельно рекомендовалось использовать другой газ. Тем не менее совсем избежать несчастных случаев не удавалось. В одной бостонской больнице проскочившая во время операции искра привела к сильному взрыву, который мгновенно убил оперируемого больного. Так что когда Бетти Лэнк призналась, что «напугана до смерти» предстоящей операцией, вполне возможно, что боялась она не только гнева со стороны доктора Лэдда.
Когда подали газ и Лорен уснула, Гросс сделал надрез на ее груди с левой стороны. Разрезав расположенные под кожей мышцы, он рассек хрящ, соединяющий третье ребро с грудиной, и отодвинул ребро в сторону. Когда через разрез в грудную клетку попал воздух, левое легкое схлопнулось, что позволило Гроссу как следует разглядеть и само сердце, и его магистральные кровеносные сосуды. Теперь пальцы хирурга были всего в нескольких миллиметрах от артериального протока, однако ему понадобился еще целый час, чтобы найти этот проток и до него добраться. Для этого нужно было освободить аорту и легочную артерию от окружающих их тканей, не спровоцировав при этом обильного кровотечения и ничего не повредив. В статье, написанной Гроссом тринадцать лет спустя, когда у него за плечами было уже 412 подобных операций, он подчеркнул, насколько сложным был тот этап, заметив, что «в столь ограниченном пространстве любое неверное движение может обернуться катастрофой». В последующих операциях на эту кропотливую работу он стал отводить уже целых два часа.
Осторожно обнажив магистральные кровеносные сосуды, Гросс увидел проток, соединяющий легочную артерию с аортой. Его длина была всего пять миллиметров, однако из-за внушительного диаметра в восемь миллиметров через него каждую секунду проходило значительное количество крови. Поместив на сердце палец, он ощутил настораживающую вибрацию: не привычные мощные сокращения, а какое-то необычное дребезжание, которое продолжалось даже в перерывах между ударами сердца. Он приложил мембрану стетоскопа к легочной артерии и услышал оглушительный протяжный рев, который напомнил ему звук выходящего из огромного двигателя пара. Осторожно обхватив проток шелковой нитью, он плотно ее затянул. Вся хирургическая бригада взволнованно наблюдала за происходящим, внимательно высматривая любые признаки нарушения циркуляции крови. Подождав минуты три и убедившись, что нет каких-либо отклонений, Гросс решил завязать свободный конец нити, чтобы окончательно закрыть проток.
Когда он это сделал, странная вибрация тут же прекратилась. Почувствовав облегчение, Гросс закрыл грудную клетку Лорен и зашил разрез. Операция выдалась крайне напряженной, однако ребенок прекрасно ее перенес, и жизни девочки ничто не угрожало. На следующий день состояние Лорен было достаточно удовлетворительное, чтобы сидеть на стуле, а уже через двое суток она разгуливала по палате.
В клинических отчетах хирурги иногда отмечают, что послеоперационный период у пациента прошел «бурно». Это вполне нейтральное слово обычно подразумевает серию неприятных и даже порой смертельно опасных осложнений. В случае же с Лорен Свини этот эпитет можно было использовать в самом что ни на есть прямом смысле: пока она поправлялась после перенесенной операции, на Бостон обрушился сокрушительный ураган. Гросс пришел навестить ее в палату и обнаружил, что она в превосходном состоянии: больше всего девочка переживала, что ветер разрушит только что построенный ею замок из песка. Маленькая девочка, находящаяся на грани смерти, превратилась вдруг в веселого здорового ребенка, способного жить абсолютно нормальной жизнью, — Гросс был очень этому рад.
