Хантеровская операция на аневризме быстро превратилась в стандартную процедуру. Ученик Хантера сэр Эстли Купер — выдающийся хирург следующего поколения — назвал ее «одним из величайших триумфов нашей науки». А в 1817 году Купер стал первым в истории хирургом, наложившим лигатуру на аорту по методу Хантера. Его пациентом был Чарльз Хатсон, швейцар тридцати восьми лет, которого доставили в больницу Гая с отеком в паху. При пальпации Купер нащупал пульсацию — явный признак того, что перед ним была крайне раздутая аневризма, а не опухоль. Он понимал, что пораженная артерия расположена глубоко в брюшной полости, из-за чего любое хирургическое вмешательство было сопряжено с огромным риском. На протяжении нескольких недель он пробовал менее радикальные, традиционные методы лечения, в том числе кровопускание и сдавливание места отека. Но когда аневризма начала кровоточить прямо через кожу, у него не осталось выбора, кроме операции.
Купер начал с того, что ввел своему пациенту дозу опиума — больше никаких обезболивающих на протяжении всей операции тот не получал — и разрезал ему живот. Уже это, должно быть, было крайне болезненно, однако, судя по рассказу самого хирурга, дальнейшие его действия были еще большей пыткой: «Сделав разрез достаточного размера, чтобы вставить в живот свои пальцы, я просунул их между кишками к позвоночнику и нащупал сильно увеличенную аорту, которая невероятно сильно пульсировала». Расчистив кончиками пальцев пространство за ней, он умудрился обхватить сосуд лигатурой и перевязать его. Свободный конец лигатуры он пропустил между петлями кишечника и оставил висеть снаружи на случай, если ее понадобится затянуть еще туже. Пациент умер несколькими днями позже, однако Купер продемонстрировал, что нет ничего невозможного, и эта его рискованная операция была сразу же отмечена как очередная веха в истории хирургии: аорта пациента вместе с завязанной вокруг нее лигатурой по-прежнему хранится в музее патологической анатомии Гордона при Королевском колледже Лондона.
Мало кто отваживался повторить эту операцию, и хотя на тему аневризмы аорты написали множество статей, очередной шаг в лечении аневризмы был сделан гораздо позже — когда врачи стали замечать, что состояние некоторых пациентов улучшалось после появления первых симптомов болезни. Объясняли они это тем, что внутри аневризмы формировались кровяные сгустки, благодаря чему оказываемое потоком крови давление на ее стенки падало. В 1827 году шотландский врач Александр Монро написал про одного такого пациента, прожившего некоторое время с аневризмой аорты, которая была «размером с голову ребенка». Он рекомендовал лечение аневризм с помощью мер, направленных на стимуляцию свертывания крови внутри аневризмы, таких как кровопускание, постельный режим и диетическое питание.
Свертывание крови называлось природным лекарством от аневризмы, и на протяжении десятилетий большинство специалистов предпочитало использовать этот консервативный метод, пока хирург Чарльз Мур не провел одну хитроумную операцию (она потом, вплоть до 1940-х годов, была в ходу). Двадцатого февраля 1863 года Чарльза Мура попросили осмотреть пациента с крупной аневризмой аорты, которая начала уже проступать между ребрами. Мур знал, что хирургии было пока еще не под силу заниматься самой аортой, и решил, что в качестве альтернативного способа можно попробовать воспользоваться естественным защитным механизмом организма. Инородные предметы в кровотоке, как правило, провоцируют свертывание крови, так как быстро оказываются окружены и изолированы тромбоцитами — клетками крови, специально приспособленными для этого. Мур полагал, что если ему удастся поместить в аневризму подходящий по размеру предмет, то кровь, столкнувшись с ним, быстро свернется. Он понимал, что чем больше будет площадь поверхности этого предмета, тем больше крови свернется. Подходящий материал нашелся быстро: «Если внутрь аневризмы поместить большое количество проволоки и завернуть ее там витками, то вокруг нее вскоре начнет активно собираться фибрин [волокнистый белок, участвующий в процессе свертывания крови]».
К сожалению, пациент Мура, вероятно, не желая, чтобы на нем ставили опыты, выписался из больницы. Так что, прежде чем выпала новая возможность проверить теорию на практике, прошел почти целый год. Седьмого января 1864 года Мур прооперировал Даниэля Д., парня двадцати семи лет с гигантской аневризмой, которая выступала из груди почти на восемь сантиметров. Никакой потребности в разрезе или анестезии не было: Мур просто вставил в аневризму небольшую трубку, через которую пропустил невероятные двадцать четыре метра стальной проволоки, свернув ее витками внутри аневризматического мешка. Пациент прожил после этого лишь четыре дня: операция была проведена слишком поздно, чтобы его спасти. Вскрытие, однако, показало, что аневризма уже была наполнена «фибриновым коагулянтом, окружившим проволочные витки», тем самым подтвердив правильность теории Мура.
Другие хирурги быстро оценили изящную простоту данной процедуры и начали использовать ее в разных вариациях. Так, вместо проволоки пробовали применять кетгут, шелк и конский волос, а два хирурга из Италии даже поместили в аневризму горсть часовых пружин — данный эксперимент, однако, закончился летальным исходом, потому что одна из них попала в сердце. Использовали также проволоку из меди и серебра — вплоть до шестидесяти метров за раз, — а начиная с 1870-х годов через витки пробовали пропускать электрический ток, чтобы нагреть их, тем самым ускорив свертывание крови. В середине 1930-х годов американец Артур Блэйкмор модифицировал этот метод, применив тонкую эмалированную проволоку из сплава меди и серебра. Тщательно контролируя проходящий через проволоку ток, он нагревал ее до 80 °C — температуры, оптимальной для свертывания крови. Полученные им предварительные результаты были обнадеживающими — состояние шести пациентов из одиннадцати улучшилось, — однако из-за дальнейших неудач его методика так и не получила широкого распространения.
Были предложены разные альтернативы: одни хирурги пробовали вводить в аневризму желатин и другие жидкости, чтобы стимулировать свертывание крови, а другие накладывали на отходящие от дуги аорты артерии лигатуры с целью замедлить кровоток аневризмы. Для таких операций применялось много разного и странного материала, в том числе сухожилия кенгуру и аорта быка — хирурги пытались найти вещество, которое было бы прочнее хлопка, но при этом в достаточной степени схожее с естественными тканями организма, чтобы не провоцировать воспалительный процесс. Один хирург в 1887 году в «Британском медицинском журнале» по-прежнему рекомендовал в качестве действенного метода кровопускание — процедуру, которая уже тогда была весьма устаревшей. Все эти способы лечения были похожи на отчаяние: нужен был какой-то радикально новый подход.
Любопытно, что именно древняя медицина — а именно, возвращение к методу Антилла — указала путь вперед. В январе 1888 года молодого американца по имени Манюэль Харрис случайно подстрелили во время охоты на кроликов. Два месяца спустя он попал в благотворительную больницу в Новом Орлеане — на левой руке у него образовалась большая опухоль. Лечением его занялся двадцатисемилетний хирург Рудольф Матас — аккуратная бородка и очки в стальной оправе придавали ему необычайно важный вид и делали похожим на венского интеллектуала. Он был сыном эмигрантов из Испании, вырос на плантации в Луизиане и стал уважаемым ученым благодаря невероятной тяге к знаниям — настолько сильной, что однажды даже пришлось укреплять фундамент его дома, чтобы здание не просело под тяжестью книг, хранящихся в его библиотеке. Осмотрев своего пациента, Матас обнаружил, что свинцовая дробь стала причиной образования крупной аневризмы плечевой артерии — главного кровеносного сосуда плечевого сустава.
