В 1973 году к Кэйвсу приехал в гости его друг Теренс Инглиш. Теренс был родом из Южной Африки и в свое время чуть было не оставил медицину ради работы горным инженером. Недавно он поступил на работу старшим кардиохирургом в больницу Папворт графства Кембриджшир. Он с удивлением обнаружил, что большинство пациентов Шамвэя с пересаженным сердцем выглядели здоровыми и счастливыми, а когда Кэйвс познакомил его со своей работой по эндомиокардиальной биопсии, то впечатление было еще более сильным. Когда Инглиш прибыл в Стэнфорд, у него не было ни малейшего интереса к операциям по пересадке сердца, однако энтузиазм его друга оказался настолько заразительным, что он уехал из Калифорнии, чтобы запустить новую программу в Великобритании. Понадобилось несколько лет и чудеса дипломатии и настойчивости, чтобы пройти через бесчисленные политические препоны, но Инглиш все же смог убедить власти, что пришло время возобновить в стране операции по пересадке органов.
Первая пересадка сердца в Великобритании после моратория была проведена в больнице Папворт 14 января 1979 года. Как только вторая хирургическая бригада подготовила к операции реципиента, Инглиш сразу же начал готовить донорское сердце. Не успел он закончить, как ему позвонил анестезиолог из соседней операционной, чтобы сказать, что пациент только что перенес сердечный приступ, пока ему давали наркоз. Его удалось спасти, однако врачи не знали, будут ли у этого происшествия какие-то долгосрочные последствия. Инглиш все равно решил довести дело до конца, и хотя новое сердце работало идеально, у пациента случились необратимые повреждения мозга и он умер восемнадцать дней спустя. «Ну, сейчас начнется, нас закидают грязью», — сказал Инглиш, однако был решительно настроен продолжать, как бы там ни отреагировала общественность.
Вторая попытка, в августе, оказалась гораздо удачней: реципиент, Кейт Кастл, стал в итоге идеальным рекламным персонажем для операций по пересадке сердца. Очнувшись от наркоза, он первым делом поинтересовался насчет результатов футбольного матча: его команда, к большой радости, выиграла со счетом 4:3 свою первую игру за сезон. Позже телевидение показало кадры, на которых этот жизнерадостный лондонец катался на велосипеде, играл в гольф и даже пил с удовольствием пиво в пабе рядом с домом. Британской публике ничего не оставалось, кроме как полюбить Кейта, а заодно признать, что пересадка сердца способна полностью преобразить жизнь человека, который до этого мог сделать без посторонней помощи всего несколько шагов. Бросить курить, несмотря на настоятельный совет Инглиша, Кастл так и не смог, однако это не помешало ему прожить еще почти шесть лет.
В следующем году другой британский хирург, Магди Якуб, запустил в больнице Гарфилда вторую программу по пересадке сердца, и благодаря постепенному улучшению показателей выживаемости ему вскоре удалось добиться одобрения — а также, что было не менее важно, — финансирования со стороны государства. Лишь в 1981 году, сделав двадцать одну пересадку, Инглиш и его команда начали использовать революционно новый иммунодепрессант циклоспорин.
История этого чудесного препарата началась в 1969 году, когда Х. П. Фрэй, сотрудник швейцарской фармацевтической компании «Сандоз», отдыхал с семьей в горах на юге Норвегии. Ученые из его компании пытались тогда создать новые антибиотики, и всех сотрудников, выезжавших за границу, просили привезти с собой пакетики с образцами местного грунта в надежде найти в них микроорганизмы с антимикробными свойствами. В образце, который привез Фрэй, был найден грибок Tolypocladium infatum, выделяющий некое вещество, которому микробиологи присвоили кодовый номер 24–556, а позже назвали циклоспорином. К общему разочарованию, оно не обладало никаким антибактериальным эффектом, однако анализы выявили другое его любопытное свойство: если вводить его животным, то их иммунная система ослабевает.
Эксперименты показали, что кролики, которым препарат давали после пересадки почки, жили неограниченно долгое время, в то время как те, которые никаких иммунодепрессантов не получали, умирали в течение первого месяца после операции. Рой Калн из Кембриджа тестировал препарат, пересаживая сердца свиньям, — продолжительность жизни подопытных животных также была значительно увеличена. Он заключил, что вещество подавляет отторжение намного эффективнее всех других испробованных его командой препаратов. Он начал давать его людям, получившим донорскую почку или печень, однако первые пациенты страдали от серьезных побочных эффектов, среди которых был также и рак. Эта проблема была в итоге решена в Питтсбурге Томасом Старзлом, который обнаружил, что токсичное воздействие циклоспорина можно значительно смягчить, если вводить его в небольших дозах вместе с другими препаратами.
Кардиохирурги не спешили брать на вооружение новый препарат — они хотели дождаться убедительных доказательств его эффективности и безопасности, прежде чем рисковать здоровьем своих собственных пациентов. Таким образом, все с нетерпением ждали результатов клинических испытаний, которые проводились в начале 1980-х годов, и они не разочаровали. Циклоспорин оказался самым мощным оружием против отторжения, он значительно увеличивал среднюю продолжительность жизни пациентов с пересаженным сердцем: 76 процентов из тех, кому его давали, прожили более года, в то время как среди пациентов, не получавших циклоспорин, таких оказалось всего 62 процента. Многочисленных скептиков удалось наконец убедить, и количество проводимых ежегодно пересадок сердца резко подскочило со 182 в 1982 году до 4500 с лишним к концу десятилетия. Для пациентов стало обычным делом жить долгой и здоровой жизнью, средняя продолжительность которой после операции на данный момент составляет более десяти лет. Самой же впечатляющей стала история Джона Маккаферти — к моменту написания этой книги он считался самым долгоживущим пациентом с пересаженным сердцем. Когда Магди Якуб в 1982 году пересадил ему сердце, Джону было тридцать девять лет и он находился при смерти. Уже год спустя он преодолел пешком почти сто километров от своего дома в графстве Бакингемпшир до больницы Гарфилда. Сделал он это для того, чтобы привлечь внимание и убедить правительство в необходимости финансирования программ по пересадке органов. Он участвовал в полумарафонах и соревновался в тематических играх в поддержку трансплантологии в Британии. Он прожил с пересаженным сердцем тридцать три года и умер в феврале 2016-го.
Норман Шамвэй назвал циклоспорин «достижением такого масштаба, которого, пожалуй, мы больше не увидим». Так это и было, однако он поскромничал насчет своих собственных заслуг. Благодаря циклоспорину выживаемость сроком до года буквально мгновенно увеличилась не меньше чем на одну пятую, хотя за предыдущие десять лет, когда Шамвэй практически в одиночку спасал пересадку сердца от забвения после череды первых неудач, срок выживаемости был увеличен втрое по сравнению с самыми первыми попытками.
Стоит отметить, что результаты, продемонстрированные Кристианом Барнардом, были также невероятно хорошими — после 1974 года четверо из пяти его пациентов жили с пересаженным сердцем больше года. Тем не менее этот новатор в трансплантологии сердца по какой-то странной причине сыграл лишь незначительную роль в дальнейшем развитии операции. Он наслаждался славой, которую принесло ему его достижение, радовался бесконечным запросам на интервью, приглашениям на личные встречи с президентом США Джонсоном и папой римским. По словам одного из его современников, Барнард, слегка взъерошенный хирург, «скорее любитель и большой бабник», преобразился в одетого с иголочки светского льва, который ходил по ночным клубам с Софи Лорен и проводил выходные на яхте у Питера Селлерса. Его первый брак рухнул после того, как поползли слухи о его интрижке с актрисой Джиной Лоллобриджидой. За тринадцать лет, прошедших с той его первой исторической операции, он сделал потом всего лишь двадцать одну пересадку, а в 1983 году оставил хирургию навсегда. Причиной стал, помимо всего прочего, ревматоидный артрит, который мучил его последние двадцать лет, вызывая сильнейшую боль и мешая проводить операции. Многие из его коллег, однако, подозревали, что Барнард потерял интерес к хирургии задолго до того, как окончательно отложил в сторону скальпель.
