– У тебя ее глаза. И волосы она тоже красила в синий.
Я удивилась и засмеялась, а затем смутилась от непрошеных слез.
– Клод сказал, ее все считают мертвой.
Самуил осторожно кивнул.
– Я искал ее. Ее искала сестра. У них связь даже сильнее, чем у наших сердец. Но…
Я кивнула, кусая губы, чтобы только не расплакаться.
– Я всю жизнь думала, что у меня есть только мама. Лидия. А оказалось, у меня есть только отец.
Сэм осторожно притянул меня к себе и обнял. Я нашла взглядом Юлу. Он улыбался, хоть в глазах и читались сомнения. Он лучше всех понимал, как меня только что вывернуло наизнанку и перекрутило через мясорубку.
– Эй! – позвал он, нагловато отрывая меня от Сэма. – Теперь вопрос отпал? Она охотница, потому что это у нее в крови! Можешь так всем и объявить.
Самуил… Папа посмотрел на Юлу именно как недовольные отцы смотрят на приятелей своих дочурок и сцепил челюсти.
– Мы еще вернемся к этому! – заявил он. – А пока никому не слова о том, что вы здесь услышали. Это всем ясно?
Он дождался от всех согласия и кивнул сам. Глянул на меня и выдохнул.
– Мне нужно переварить это. Я почти забыл, зачем здесь. Клодий. Что он искал?
– Меня, – ответила я и показала рану. – Ему нужна была моя кровь. И он ее взял.
Это опять удивило Сэма, но на этот раз, какие бы мысли не пришли в его голову, он не стал ими делиться. Нахмурился и отдал Юле приказ:
– Вам здесь ловить нечего. Возвращайтесь домой, а я пойду по следу колдуна. Маловероятно, что поймаю, но хотя бы прослежу, в каком направлении он скрылся.
– Стой! – выкрикнула я, когда он вот так собрался уходить. Я хотела обнять его еще раз или убедиться, что мы увидимся снова, но Сэм меня опередил.
– Я приеду к вам сразу, как смогу, – заявил он и наградил меня самой красивой в мире улыбкой. После улыбки Юлы, конечно.
– Надень кулон! – выкрикнула я ему вслед. – И будь осторожен!
А когда он скрылся за стволами, обернулась к братьям. Они все пялились та-а-а-ак стра-а-а-анно.
– Ну что?
– Этот загробный мир такой забавный! – заявил Шварц, осматривая всех нас влюбленным взглядом. Мы с Ти фыркнули и захохотали.
– Только мне кажется, что кодекс давно пора дополнить разделом о полукровках и расовых экспериментах? – вставил свой едкий комментарий Лом. Как же без него!
– Э, нет, – протянул Юла. – Этот раздел навсегда останется неизданным. Полукровок не принимают даже в мире высших. Это, наверное, никогда не изменится. Рокси уникальна и этим прекрасна. А вот то, что ваш главарь полувампир, позор, о котором верховный сегодня не узнал.
Я толкнула его плечом за эти слова и улыбнулась.
– Забей! Я замолвлю за тебя словечко, если узнает.
– Если! – подметил Код и обвел нас заговорщицким взглядом. – А мы ведь не собираемся никому рассказывать?
– Эту тайну вырвут из нас только с сердцем, – пафосно заявил Лом и стукнул Юлу по плечу, дурачась. У него явно было прекрасное настроение, несмотря на то, что наша первая совместная операция провалилась по всем фронтам. – Эй! Хочешь куснуть мою руку?
Он поиграл бровками, а Код скорчил рожицу отвращения.
– Все зарабатываешь баллы? – подколола я.
– Да куда уж мне до твоих! – ужалил он в ответ. – Просто я владею информацией, что укус вампира самая приятная вещь в мире.
– Да? – удивилась Ашанти и протянула Юле сразу обе руки с дьявольской ухмылочкой. Надо было видеть либо Блефа. Он опять включил молчуна, но когда просто поднял Ти и понес в сторону деревни, все стало ясно и без слов.
– Мой! – объявила я парням, показывая наши с Юлой сплетенные руки. И мы, смеясь, поплелись за Блефом.
Домой – звучало так чертовски хорошо!
Эпилог
Вечернее солнце ласково грело лицо, заряжая меня своими лучами, как батарею. Шум волн дарил умиротворение, и на его фоне звонкий смех и крики двух мальчишек восьми и шести лет звучали музыкой для моих ушей. Сидя на ступеньках дома, я наблюдала за ними издалека и улыбалась. Они играли с мячом на побережье, то и дело падая в песок.
– Доброго вечера! – поздоровался Шварц и сел рядом. – Ты рано. Юла еще спит?
Я кивнула, а когда повернулась к нему, прыснула со смеху. Он весь с головы до ног измазался густым слоем крема.
– Солнечные лучи мне вредят, – смущенно проговорил он.
– Уже нет! – заверила я. – Ты сильнее, чем думаешь. Ты – охотник!
Он мечтательно улыбнулся и покачал головой.
– Мне все еще трудно поверить, что это не сон или плод моего воображения, – заявил он. – Кажется, я вот-вот приду в себя, открою глаза и снова окажусь на койке в больнице с той жуткой старухой. Парализован по шею.
Я сжала его руку, и он крепко стиснул ее в ответ. Я думали, как только он поймет, что мы не ангелы, а он попал вовсе не в рай, влюбленные взгляды и дурацкая улыбочка сойдут с его лица, но нет. Шварц обожал все, что с ним происходило, и неустанно благодарил всех нас за спасение. Но изучать кодекс пока не торопился.
– Прошло мало времени, – ответила я. – Всего шесть дней. И они, должна сказать, были непривычно тихими и спокойными. Но все же, пора тебе, дорогой, свыкаться с мыслью, что ты переродился. Та жизнь осталась в прошлом.
Шварц тоже наблюдал за мальчишками и улыбался. Но я знала, что его боль глубока, она отпустит лишь со временем. По крайней мере он начал говорить о том, что с ним произошло, а значит, отпускать.
– В той прошлой жизни у меня был брат, – сказал он. – Всего на год старше меня. Он родился нормальным, знаешь.
– Ты тоже нормальный, – возмутилась я. – Ты поразительный.
Он теперь рассмеялся и чмокнул мою руку.
– Ты – чудо! Я никогда не встречал в жизни человека, которого бы искренне восхищал мой альбинизм. Там, откуда я родом, любое отступление от нормы считалось проклятием. Я рос в маленькой деревне, знаешь? И мало того, что я родился таким, так еще и мать умерла при родах. Отец всю жизнь ненавидел меня, стыдился, винил во всех бедах. Когда пришло время идти в школу, по деревне пошла злая молва. Мол, у нас в семье все смуглые брюнеты, зато по соседству жил вояка со светлыми волосами. Начали говорить, что моя мать была неверна отцу. Думаю, до этого я жил не так уж плохо, но затем узнал все виды унижения и ненависти. Даже брат от меня отвернулся. Он был моим единственным другом. Отец давал ему все, обожал его. И, наверное, больше всего ранила разница в отношении. Если бы он относился к нам двоим плохо, не было бы так паршиво, понимаешь?
Я кивнула. Шварц очень тихо шепнул, словно его мысли случайно вырвались:
