— Как пятьсот? — не понял я. — Мне кажется, не меньше тысячи.
— Гена! Говорю же, ты ещё сухопутная крыса. Это если считать в километрах. А миль, настоящих, морских, не больше шестисот. А точнее, где-то пятьсот пятьдесят.
Гордон часто подобным образом просвещал меня по вопросам морского искусства. Дизель, к счастью, послушно выдавал шесть-восемь узлов, то есть морских миль в час, управлялся он тоже из рулевой рубки, поэтому моторист, по выражению боцмана, «черепах гонял».
Свободное время мы с Энн проводили вместе, либо на палубе, либо в моей каюте. Никакого секса между нами не было. Мы вели душевные беседы. Точнее, Энн рассказывала мне о своей жизни.
Сама себя она считала девушкой печальной судьбы, и сейчас, сблизившись со мной, хотела высказать всю накопившуюся тоску.
Аня, а до переезда в Штаты её звали именно так, рассказывала, как из всей семьи остались только они с отцом, как он старался ни в чём ей не отказывать, и даже устроил учиться на журфак МГУ. Об этом времени Энн рассказывала с улыбкой, глаза её светлели. Видимо, учёба и вправду была самым счастливым периодом жизни.
Но потом умер отец, и оказалось, что даже наследовать дочери нечего — и бизнес, и имущество были записаны на его родственников. С университетом тоже пришлось распрощаться. Аня училась на платной основе, к тому же половину предметов сдавала по принципу «экзамена не будет, все билеты проданы», так что, когда прекратились денежные вливания, закончилась и учёба.
После пятого семестра ей бы пришлось идти, осваивать нелёгкую профессию бомжа, но девушка подсуетилась — шустро вышла замуж за приехавшего по обмену простого техасского парня, Джереми Баглера. Уже через полгода Аня получила Medicare [это медицинская страховка в США] на имя Энн Баглер.
— Имя-то зачем поменяла?
— Знаешь, Гена, Россия отняла у меня всё. Даже родного отца. И я хотела порвать последние связи с проклятой Родиной. В Штатах старалась только по-английски говорить, и Джереми просила не распространяться, что я русская.
Мужа Аня вспоминала с усмешкой. Весело рассказывала, как охмуряла наивного юношу, влюбляла в себя.
— Представляешь, я, оказывается, у него первая была. А как он меня боялся! Если бы не моя инициатива, то и не было бы ничего.
Часто Энн вспоминала Сергея Боброва. Причём, я чувствовал, что разговор о нём девушка заводит не «для галочки», а действительно скучает.
Нам было интересно вместе, я узнавал Аню, и она нравилась мне всё больше. Думаю, Бобру повезло с невестой.
Новая Земля. Федеральный округ Новый Израиль. Зион. 25 год 2 месяц 34 число. 16:30
Мозес стоял на привычном месте у окна и теребил в руке листок бумаги. Он был бледен, уши горели, под левым глазом нервно тряслась тоненькая жилка. Рядом стояла нетронутая чашка кофе.
В кресле напротив сидел Арон Бандервильд. Мужчина, наоборот, был возбуждён, лицо красное, под глазами собрались багровые мешки.
— Где Сухов!? — орал Бандервильд.
За всю свою карьеру Мозес не припоминал, чтобы шеф сорвался на крик, и сейчас даже не представлял, что за этим может последовать.
— Сэр, — начал он, но босс прервал на полуслове.
— Мозес!
Молодой человек испуганно замолчал.
— Вы, кажется, саботируете работу. Шахта, исследования которой проводят нанятые вами люди, оказывается пустышкой. Никто, кого вы, Мозес, нанимаете, не справляется с поставленной задачей. Я разрешил вам использовать для своих нужд курьерский самолёт. И что вы сделали?
Молодой человек благоразумно молчал.
— Вы, Мозес, задержали вылет на два часа. Два часа! Наши партнёры чуть было не начали сомневаться в благонадёжности торгового дома Бандервильдов. И в итоге курьер прилетает один, без Сухова.
— Сэр, этот Сухов…
— Что Сухов? Кто он такой, этот ваш Сухов? Терминатор? Агент ноль-ноль-семь? Почему у вас срывается всё, что с ним связано?
— За ним кто-то стоит, — быстро ввинтил фразу Мозес.
— Кто? — Бандервильд был в бешенстве. — Русские?
— Мы пока не знаем, сэр. К выводу о третьих силах, на которые опирается Геннадий Сухов, пришли аналитики. Этот его друг, Бобров, тёмная лошадка.
— Кто такой Бобров?
— Это тоже пока не ясно. Известно, что он работает сторожем в магазине сети Фисса в Лумумбе.
— Магазинный сторож? И это ваша третья сила?
— Мы считаем, что его работа — только прикрытие. Но что кроется за этим на самом деле, ещё предстоит выяснить.
— Хорошо. Пусть злой гений Бобров рушил все ваши планы в Дагомее. Но в море-то его не было! Однако, сухогруз Белуха бесследно пропал. Три дня назад он должен был пришвартоваться к пирсу Зиона. И где он?
— Сэр…
— Молчите, Мозес. Вы слишком много сил отдаёте вопросу Сухова. А в это время доктор Семёнов на базе бьёт баклуши, а главное, не позволяет нашим техникам изучать устройство вертолёта. Мы даже не можем разобрать машину, пока нет Сухова, это вам понятно?
— Да, сэр. Но по вопросу Белухи мне всё известно.
— Так что же вы мне голову морочите? Рассказывайте.
— Только сегодня пришла радиограмма из Порто-Франко. Сухогруз Белуха в одиннадцать ноль-ноль прибыл в акваторию порта. Со слов экипажа, в открытом море на них напали пираты. Сухогрузу удалось уйти, однако есть жертвы. Погибли капитан Родриго Васкес и матрос Гек Иоселиади.
— Сухов, Мозес, — напомнил Бадервильд.
— Временный состав команды, — молодой человек читал по бумажке. — исполняющий обязанности капитана Гордон Страйкер, моториста — Геннадий Сухов, кока — Энн Баглер.
— Так Сухов на Борту?
— Да, сэр. Прибыл в Порто-Франко сегодня утром.
Арон Бадервильд облегчённо вздохнул, отхлебнул из бокала вина, и тихо сказал:
— Васкес, значит, погиб…
— Да, сэр, — подхватил Мозес. — Потому команда и пришла в конечную точку официального маршрута.
— Это я и так понимаю. Слушайте сюда.
Молодой человек замер.
— Больше вы делом Сухова не занимаетесь. На это найдутся другие люди. Обратите всё своё внимание на безобразия в техническом отделе. Приструните, в конце концов, этого доктора, а то от бесчинств русских у меня уже начинает болеть голова. Вам понятно?
— Да, сэр.
— Тогда почему вы ещё здесь? Идите, работайте. Но не вздумайте провалить и это задание, как с Суховым.
Молодой человек мышью шмыгнул за дверь, и направился на этаж ниже, в свой кабинет. По мере продвижения по коридорам, походка его выравнивалась, плечи перестали сутулиться, голова гордо откинулась. В свои апартаменты вошёл уже всемогущий босс, не боящийся никого на свете. Кроме, конечно, своего собственного босса. Проходя приёмную, Мозес поманил пальцем секретаршу, вошёл в кабинет вместе с ней, сел за стол и нетерпеливо пощёлкал пальцами.
