— Ну чего ты, как не родная? — прогудел Кулик.
— О, Амалия. А ты где ходила? — улыбнулся Африка.
Джек же молча похлопал ладонью по траве рядом с собой. Девушка сделала глубокий вдох, задержала на пару секунд дыхание, зажмурила глаза и выдохнула. Потом по-кошачьи перетекла прямо под бок Рэду. И вот уже они оба накрыты покрывалом, а Эми шепчет ему в ухо: «Ну подвинься ты чуть, медведь. Я же на одеяле не помещаюсь».
Жора некоторое время ещё пытался поймать за хвост крутившуюся в голове очень важную мысль, но уютно сопящая в ухо Эми, спокойная ночь и накопившаяся за день усталость не давали этого сделать, сталкивая сознание в глубокий, как омут, сон.
Пробуждение произошло мгновенно. Бах, и глаза открыты в штатном положении, веки взлетели почти со щелчком. И всё равно ничего не видно, одно чередование тёмных и светлых диагональных полос. Жора машинально сунул ладонь к глазам, и только тогда понял, что почти всё лицо закрыто длинными волосами Амалии. Сама девушка обнаружилась тут же. Обняла его рукой, а нос сунула куда-то в район шеи. И умиротворяюще сопит в ухо.
Сицкий осторожно попытался высвободиться, но только собрался вставать, как в поле зрения появилось улыбающееся лицо Злобного.
— У меня есть мысль, и я её думаю, — негромко проговорил друг.
Жора вопросительно дёрнул подбородком, потом отвёл рукой друга в сторону и плавно поднялся.
— Вот смотри, — Олег веточкой начертил на земле линию. — Это, допустим, рельсы. И на них стоят эти придурки со слоном.
На конце линии появилась цепочка из четырёх прямоугольников. Жора согласно кивнул.
— Вперёд они ехать не могут, назад, я так понимаю, не хотят. Верно?
Они сидели там же, под платаном, спрятавшись от спящих спутников за широким, в пару обхватов, стволом. Где-то в стороне Троттеры шумно организовывали живую очередь из коров к скромному ручейку, что бежал метрах в ста ниже по склону. Сверху распевались перед ежедневным концертом птицы. Со стороны паровоза не доносилось ни звука, не иначе как артисты во все времена не любили ранних подъёмов. Жора отобрал у друга ветку и перечеркнул крестом линию где-то за паровозом.
— Тебе же этот хриплый в фуражке сказал, что в пяти милях позади них камни с горы скатились.
— И что? Тоже мне проблема, — хмыкнул Олег.
— Не скажи… Мне один танкист как-то жаловался, мол, ниточку порвал. Я удивился, что за сложности такие.
— Знаю, — кивнул Кулик. — Я уже в этот прикол вляпывался. Наверное, все танкисты гусеницы ниточками называют. Так ты думаешь, и тут тоже камни такие, что слоном не сдвинешь?
— Злобный, а ты бы согласился вот так торчать не пойми где, не пойми сколько времени?
— Точно! Я же к этому и клоню!
Он вырвал веточку, назначенную на должность стила, отчертил поперечными чёрточками часть линии, после чего стёр её ладонью.
— Всё же просто, — заявил Олег. — Сколько там под поездом? Секций десять? Так разобрать их сзади.
— Ну да! А впереди постелить. И так и добираться.
— Шаришь! — Кулик дружественно хлопнул Жору по плечу. — Пошли к паровознику.
Секций под составом оказалось целых четырнадцать. Плюс следовало для контроля снимать ещё хотя бы пару. Дольше всего спорили, стоит ли раскочегаривать локомотив и двигать поезд своим ходом, или впрячь в него пару десятков быков и под руководством слонихи тянуть состав гужевым транспортом. Минут десять пространство возле кабины машиниста напоминало восточный базар. Хотели звать Шустера, как самого причастного, но он примчался сам, услышав шум. Причём, вышел не со стороны стада, а из пассажирского вагона. Друзья переглянулись с понимающими улыбками, но комментировать не стали.
После появления Курта спор разгорелся с новой силой. В ход шли аргументы о том, что если хоть одна шлея порвётся и попадёт быку под хвост, то может случиться что угодно. Машинист парировал, утверждая, что котёл греть придётся не меньше часа. А пыхтеть и переводить воду на пар зазря он не намерен. Наконец, скотопромышленник заявил, что если скотина потянет локомотив не туда и снимет его с рельсов, то он ни за что не отвечает. Это решило дело. Фред Гловер тут же согласился, что сам по себе паровоз идёт гораздо ровнее и соскочить с рельсы не стремится.
В кабине нашлись и лом, и кувалда, так что вскоре друзья приступили к разбору путей. Работа, правда, то и дело прерывалась. Подходили всё новые и новые участники путешествия и просили объяснений. Приходилось останавливаться. В итоге с первой группой рельсовых секций справились почти за три часа. И это ещё их предстояло перетащить, уложить, и аккуратно пустить по ним состав.
— Ну и что толку, если мы будем по полумиле в день проходить? — сварливо буркнула Мирабелла.
— А за ту неделю, что мы тут торчим, уже бы три мили было, — захрипел из своей будки Гловер. — А там как раз недалеко и река. Не пришлось бы воду в котёл вёдрами таскать.
— Хватит болтать, — замахал руками Африка. — Давай, Фред. Медленно-медленно. Я скажу, когда стоп.
За день успели ещё трижды переложить рельсы. Причём, последний раз справились раза в три быстрее, чем первый. Таскали на ремнях, не отрывая от шпал. Ремни цепляли к пяти быкам с каждой стороны.
Вечером Жора стоял на пустой насыпи и смотрел на лишённый рельсов путь. Худо-бедно, а одолели они всё же больше полумили. А завтра, наработав навык, пойдут ещё быстрее.
— Одна надежда, — послышался сзади хриплый голос. — Что после моста пути в порядке будут.
Джек повернулся к Гловеру и кивнул. Устал настолько, что даже говорить не хотелось.
7
— Хаааа… а… а… ах!
Джек с трудом стянул прикипевший к ноге сапог, со стуком уронил его на пол, и шлёпнулся плашмя на кровать. Новомодная пружинная сетка протестующе завизжала. Какое-то время Жора лежал, закрыв глаза, но вскоре не выдержал. Четвёртый день, стоило зажмуриться, перед глазами стояли линии рельсов, перечёркнутые шпалами, раскачивались бычьи хвосты, взмахивали кувалды.
В общей сложности они провели паровоз чуть больше пятнадцати миль, до моста через реку Бразос. Но однообразная и непрерывная работа этих трёх недель настолько вымотала и его, и всех остальных, что предложи кто-нибудь сейчас Сицкому миллион долларов за то, чтобы протянуть железку, скажем, на пару миль, он не задумываясь всадил бы в наглеца весь барабан.
Жора открыл глаза, убегая от навязчивых видений, и поднял с пола сапоги. Похоже, часть из полученных от Шустера четырёх сотен придётся в срочном порядке потратить на обувь для всей троицы. А то и четвёрки. Он не проверял состояние обуви Амалии. Уверен, и её ботинки требуют замены, а сама гордая шотландская девушка ни за что не пожалуется. Она и так честно, на общих основаниях, работала на укладке, спала с друзьями рядом под открытым небом, лишь только три или четыре ночи провела в вагоне с циркачками, хотя те и звали Эми изначально. Жора догадывался о причине, по которой девушке пришлось перейти в женский коллектив, но, естественно, не собирался ни с кем делиться своими соображениями. В этих временах мужчинам не полагалось настолько глубоко знать женскую физиологию. Если, конечно, мужчина не врач.
