Вот уже десять метров.
Теперь — сто.
Теперь — уже несколько километров.
Все глубже и глубже, прямо к центру Земли.
Вот уже открылось расстояние, как до Луны... до звезд... до границ Вселенной!
Когда дно ямы отошло в бесконечность, Лавелль встал на ноги и запел молитву — монотонный мотив, речитатив разрушения и смерти. Затем приступил к основному ритуалу, помочившись на фотографии детей.
7
Шипит и скрипит рация внутри полицейской машины.
Дорога ведет в центр города, в полицейское управление.
Звенят автомобильные цепи по мостовой.
Летящие навстречу снежинки беззвучно разбиваются о лобовое стекло.
Монотонно мечутся дворники.
Ник Ирволино, сидевший за рулем, по-своему понял состояние Джека, близкое к трансу:
— Не беспокойтесь, лейтенант, я хорошо вожу машину.
— А я и не думаю беспокоиться.
— Работаю на патрульной машине уже пятнадцать лет и еще ни разу не попал в аварию.
— Это хорошо.
— Ни одну из своих машин даже не царапнул.
— Поздравляю.
— Снег, дождь, гололедица — мне все нипочем. Никогда не испытывал проблем с вождением. Не знаю, откуда у меня взялся этот дар: мать вообще не водит, а старик мой способен доехать только до первого столба. До смерти боюсь с ним ездить. А вот у меня призвание к вождению. Так что не беспокойтесь.
— Я абсолютно не волнуюсь, — заверил его Джек.
— А мне показалось, что вы не в себе.
— Почему это?
— Вы так громко скрежетали зубами.
— Серьезно?
— Я уж боялся, что вот-вот посыпятся коренники.
— А я и не заметил. Поверь, беспокоит меня не твое вождение.
Они подъехали к перекрестку, где шесть-семь машин стояли под разными углами друг к другу. Вздымая тучи снега, они пытались развернуться в нужном направлении или хотя бы уйти с перекрестка. Ник Ирволино аккуратно притормозил и медленными зигзагами пробрался по извилистому пути сквозь затор.
Миновав перекресток, он спросил Джека:
— Если не мое вождение, то что же вас мучит?
Немного поколебавшись, Джек рассказал Нику о звонке Лавелля и разговоре с ним.
Ник слушал очень внимательно, не отрывая глаз от предательски коварной дороги. Когда Джек умолк, он воскликнул:
— О всемогущий Боже!
— Я чувствую то же самое, — заметил Джек.
— Вы думаете, он на это способен? Может наслать проклятие на ваших детей?
Джек, в свою очередь, спросил:
— А что ты думаешь, Ник?
Тот, подумав секунду, сказал:
— Вы знаете, лейтенант, мы живем в странном мире: летающие тарелки, Бермудский треугольник, снежный человек, всякие такие чудеса. Не знаю, как кто, а я люблю обо всем этом почитать, мне это интересно. Миллионы людей готовы поклясться в том, что были свидетелями или участниками из ряда вон выходящих событий. Не может же все это быть полной чепухой, правда? Ну часть, ну даже большая часть, но ведь не все? Правильно?
— Да, может, и не все, — согласился Джек.
— Почему же тогда не согласиться и с тем, что колдовство существует?
Джек кивнул.
— Конечно, надеюсь, что на вас и ваших детей злое колдовство не подействует, — добавил Ник.
В молчании они проехали полквартала.
Ник снова заговорил:
— В этом деле меня беспокоит одна вещь.
— Что именно?
— Ну, допустим, что колдовство реально.
— Допустим.
— Хочу сказать, просто сделаем вид, что допускаем эту реальность.
— Понимаю.
— Так вот, если черная магия — реальность и он хочет устранить вас из расследования, с какой стати убивать ваших детей? Почему бы не убить вас?
Это самый эффективный вариант.
Джек нахмурился:
— А ты прав, Ник.
— Если бы он убил вас, расследование поручили бы другому детективу и вряд ли он относился бы к колдовству так же серьезно, как вы. Так что достичь желаемого Лавеллю проще всего, устранив вас с помощью одного из своих заклинаний. Почему же он не делает этого? Конечно, при допущении, что черная магия действует.
— Я и сам ломаю себе голову. Не знаю.
— Я тоже не знаю и не могу понять этого. Но, по-моему, за этим стоит нечто существенное, лейтенант, так ведь?
— Что ты имеешь в виду?
— Понимаете, даже если этот парень — обыкновенный псих, его магия — фикция и вы имеете дело с маньяком, вся эта чертовщина, что он наговорил вам по телефону, по-своему логична.
— Да.
— Все сходится, даже если это полная ахинея. Все выглядит логично.
Все. Кроме угрозы по отношению к вашим детям. Она выпадает из общей картины.
Это уже не логично. Слишком много проблем на пустом месте в то время, как можно просто наслать заклятие на вас. Если у него такая колдовская сила, почему бы не направить ее против вас?
— Может быть, он понимает, что я его не боюсь, принудить меня к подчинению может только одно — угроза жизни моих детей.
— Но зачем ему запугивать вас? Он же может растерзать вас на куски, как сделал это с другими жертвами. Шантаж — сложная штука, убийство проще и надежнее. Вы согласны со мной?
Джек следил за снегом, забивающим ветровое стекло, и думал над словами Ника. Он чувствовал: Ник зацепил что-то важное. Что-то очень важное для него.
8
Колдовской ритуал подходил к концу. Лавелль стоял в сиянии оранжевых отблесков, тяжело дыша. Капельки пота, высвеченные этим светом, напоминали капли оранжевой краски. Такими же неестественными казались белки глаз Лавелля, хорошо отполированные ногти на руках.
Главное было сделано. Теперь оставалось одно — когда кончится время, отведенное Джеку для принятия решения, Лавеллю достаточно взять ритуальные ножницы и с двух концов перерезать бечевку, на которой подвешены фотографии детей. Снимки упадут в яму и исчезнут в оранжевом мерцании; с того момента демонические силы отпущены будут на свободу. Проклятие сработает. У Пенни и Дэйва не останется ни единого шанса на то, чтобы выжить.
Закрыв глаза, Лавелль представил себе, как он стоит перед их растерзанными, залитыми кровью трупами. Эта картина взволновала его.
Убийство детей считалось опасным деянием: Бокор обращается к нему в самом последнем случае, испытав другие варианты выхода из положения и убедившись в их безнадежности. Прежде чем насылать смертельное заклятие на детей, Бокор должен хорошенько подумать над тем, как ему защититься от гнева богов Рады, богов белой магии. Готовясь к убийству детей, Бокор обращается к специальному заклинанию, чтобы успокоить богов Рады, иначе они заставят его долго мучиться и страдать, нашлют такие ужасные физические боли, что смерть покажется истинным спасением, за которое следует благодарить.
