- Ты неподражаема! – улыбался Глеб. – Никак не могу тебя понять, честно. И у тебя даже не женская логика, это что-то вообще иное.
- Это называется сарказм, - мило сообщила ему Маргарита. Такое двоякое ощущение – когда тебе хорошо и приятно в чьей-то компании, но ты все равно ждешь какого-то подвоха. А впрочем… Можно же разок расслабиться?
- Откровенность за откровенность, - с улыбкой сообщила Рита, но руку все-таки отобрала, поспешно вновь схватившись за бокал. – Я тоже тебя не понимаю. И не знаю. Ты меня очень сильно удивил во время разговора с ребятами.
- Напугал? – догадался Глеб, уже уловив ее восприятие к чужим интонациям в голосе и к любым оттенкам настроения.
- Удивил! – стояла на своем Марго. – Я не представляла, что ты можешь быть…таким.
- Каким таким? – почти промурлыкал Глеб. Ну прямо котяра, развалившийся на солнце! Или Санта, выпрашивающий очередной орешек! Кто бы мог подумать, что этот человек только что кого-то запугивал своим равнодушным, почти методичным тоном. Тысячи масок, миллионы оттенков. И непонятно, какой он настоящий.
- Темным, - в это слово и в интонацию она вложила все, что хотела сказать.
- Я рок-музыкант, я не могу быть иным, - непривычно серьезный взгляд зеленых глаз. – Осуждаешь?
- Это была необходимость, - спокойный ответ. – И нет – не осуждаю. Скорее удивляюсь. Я не понимаю, какой ты.
- Для этого и существуют свидания, - весело подмигнул он. – Чтобы узнать человека. Вот скажи, почему ты не пьешь кофе?
Явная попытка сменить тему. Неожиданный вопрос, повергший ее в замешательство, и что-то приятное, разлившиеся глубоко в душе – он запомнил. Это умиляло. Типично женская реакция, которую она тысячи раз видела у Вики, но не разу не испытывала сама.
- В детстве перепутала с лимонадом и хлебнула из папиной кружки, - усмехнулась Рита, стараясь отогнать странное ощущение. – А папа всегда пьет горячий, черный и без сахара.
- Не обожглась? – заботливо спросил Глеб, а в глазах так и мелькали смешки.
- Обожгла. Папу! – потупилась Маргарита, а в ответ получила очередной взрыв хохота. Интересно, он девушек выбирает не по принципу ли «эта больше на клоуна похожа, сойдет»? К ней у Левицкого явно на этой почве симпатия развилась. В ответ на недовольство парень лишь усмехнулся и начал вспоминать истории из своего славного детства. Маргарита слушала как завороженная – рассказчиком Глеб был превосходным. Даже обычные детские войнушки преподносились им как эпохальные забавные сражения. При этом только позже Рита сообразила – рассказывать-то он рассказывал, вот только узнать его настоящего, того, каким он был сейчас это особо не помогало.
Но это она поняла уже позже, а пока тонула в ярко-зеленых глазах и смеялась от души над проказами маленького озорника. Особенно понравилась история, как маленький Глеб решил поучиться играть на барабанах своего родственника. В итоге всему взрослому поколению пришлось пить успокоительные, а ребенка выманивать при помощи сладкого – на угрозы и окрики он не поддавался.
Время пролетело абсолютно незаметно, вышли из ресторана они далеко за полночь. Ольги и Славы уже и след простыл. Лишь на подходе к машине Маргарита осознала, что ее крепко держат за руку.
- Это чтобы не сбежала? – пошутила она. – Я под конвоем?
Остановился, положил руки по обе стороны от ее лица, отводя назад прядки и проникновенно глядя в глаза, заявил
- Считай, что я взял тебя в плен!
- Чего? – возмутилась Маргошка. – Фашист проклятый! Партизанов на тебя нет!
- Почему нет? Есть один, очень даже симпатичный. Только он в плену! Так что против меня ни у кого шансов нет, - веселился Глеб.
Доля истины в его словах немного пугала – действительно, шансов противостоять ему практически не было. И, самое странное, даже не хотелось. Будто привороженная его взглядом Маргарита, словно в замедленной съемке, наблюдала, как парень склоняется к ее губам. В реальность ее слегка привел шутливый укус.
- Ай!
- Ой! – передразнил он и легко поцеловал, запуская руку в волосы, перебирая пряди. Длинные пальцы слегка массировали затылок, заставляя расслабиться после этого тяжелого дня. И она отпустила себя на волю. Скользнула руками по мужским плечам, обняла за шею, отвечая на поцелуй. Глеб прижимал ее все ближе к себе, словно желая устранить любое расстояние, которое могло между ними возникнуть. Словно стремясь разрушить все возможные преграды и в первую очередь – сопротивление самой девушки. Но его и не было. Поцелуи уже привычно будоражили душу, заставляли весь мир вспыхивать яркими предзакатными красками. Какой, к черту, контроль, когда все вокруг кружится, и он – тот единственный якорь, который словно держит ее на плаву, не дает потерять связь с внешним миром и все глубже погружает в омут.
Для Глеба тоже все сосредоточилось на одном человеке. Нежная, податливая, такая милая, искренняя, настоящая – ей было плевать на его популярность, на деньги, но ей небезразличен он сам – как бы его катастрофа это не отрицала. Это видно по крепко сжатым на его рубашке рукам, по отклику ее тела, по ее эмоциональным всплескам. И пьянило больше всякого вискаря. Уникальная девочка, с которой он терял контроль над самим собой. С которой хотелось продлить каждое мгновение. Потому что он не знал, в какой момент все закончиться. Где-то в глубине души Левицкий понимал, что рано или поздно правда выплывет наружу, и его не простят. Никогда. И лишь остается наслаждаться тем, что есть у них сейчас. Каждой секундой.
Глава 25
Антон не спал. Он сидел в огромном кресле с белкой на коленях, кормил ее орешками и буравил взглядом дверь. Ждал свою неугомонную катастрофическую сестренку. И волновался. Время давно перевалило за полночь, но ни звонков, ни ответов на них не было. Конечно, Вишнякова могло бы успокоить, что Маргошка там не одна, с ней надежный друг, но в свете последних обстоятельств это утешение было слабым. И как только он влез в такую авантюру? Слишком был уверен, его летящей сестре настолько уютно в своем мирке, что нос из него она показывала только во время учебы.
Послышался звук поворачивающегося в замке ключа. Вернулась. И двух часов ночи не миновало. Тихий стук – сбросила туфли, в которые ее запихнула неугомонная Виктория. Легкие шаги – честно старается не разбудить его. Вот только поздно. С кряхтением он поднялся с кресла и направился в коридор.
