- Здравствуйте, Леночка! – панибратски ответил Левицкий. – Я попросил Лешу забронировать малый спортзал для своих. Он сейчас пуст? Пустишь?
- Да, конечно, - засуетилась Елена. – Вот ключ.
Видимо, Глеба здесь действительно прекрасно знали. Так запросто выдали ключи. А еще глазки строят. Эта мысль почему-то Маргариту бесила. Как и сама Елена. И все-таки, зачем он привел ее в спортзал? Непонятно.
Левицкий провел ее через лабиринт коридоров, и они оказались у нужного зала. Глеб пропустил ее, вошел сам и повернул ключ в замке.
- Что ты делаешь? – изумленно посмотрела на него Маргарита. Сердце забилось в каком-то волнительном предвкушении, а разум безжалостно отвешивал ему оплеухи. И еще почему-то все стало немного ярче. Краски, утраченные вчера, словно начали возвращаться.
- Ничего такого, не бойся, - успокоил (или разочаровал ее Глеб). – Я просто хочу, чтобы нам никто не помешал. Разувайся пока.
- Зачем? – все еще ничего не понимала Марго.
- Потом объясню, - Глеб засунул ключи в карман джинсов и заправился к двери в глубине зала. – Я сейчас вернусь, хочу этот шутовской грим смыть. Чтобы ты видела мое лицо.
- А я уж думала, испугался, что тоже полезу к тебе играть, - фыркнула Маргарита. От растерянности она вновь начала ехидничать.
- О, я был бы не против, - почти промурлыкал Левицкий, видимо, решив доказать, что котиком называют явно не того. – Поиграем? – подмигнул он.
- Иди к черту!
В ответ он только усмехнулся и продолжил свой путь. Вернулся быстро, видимо, опасался, что Маргарита и из запертой комнаты найдет способ улизнуть.
- Маргошик, иди сюда, - позвал он. И вместо этого подошел сам. – Дай мне свою руки.
Вишнякова лишь изумленно хлопнула глазами, когда парень взял правую ладошку в свою руку и начал наматывать на нее какие-то бинты. При этом он умышленно касался ее кожи даже тогда, когда в этом не было необходимости. И время от времени, довольно улыбался, когда руки девушки начинали дрожать или зрачки слегка расширялись.
- Что происходит? – не выдержала, наконец, Маргарита. В ответ на ее руки заботливо натянули боксерские перчатки. Что? Перчатки?
- Глеб?! И что у тебя с глазом? – наливающийся слабым светом небольшой синяк под глазом она заметила не сразу. То ли не таким уж сильным был удар, то ли хорошо замаскировали тоналкой.
- Про глаз спроси у своей подруги, - улыбнулся Левицкий. – Думаю, правильно складывать кулак тебя твой братец научил. Так что прошу сюда, - и он указал ей в сторону боксерской груши. Машинально она подошла в указанном направлении. Остановилась буквально в одном шаге.
- Я не совсем понимаю, - тихо проговорила Рита. – Я совсем перестала тебя понимать.
Он остановился совсем близко, спиной она ощущала жар его тела. Одна рука успокаивающе легла на ее плечо. Успокаивающе? Этот человек приносил в ее жизнь что угодно, кроме спокойствия!
- Я хочу, чтобы ты сейчас выплеснула всю свою злость на меня и на брата. Пока на эту чертову грушу. Я не хочу, чтобы ты плакала. Но еще меньше я хочу, чтобы ты держала это в себе. Выплесни, Маргоша. Мы это заслужили, родная, расскажи ударами, какие мы сволочи и как больно мы тебе сделали. Ну же! – от этих негромких слов ее пробирала дрожь. Что он делает? Зачем? Сумасшедший! И зачем стоять так близко? Зачем делать все хуже, чем есть?
- Мне что, нужно тебя поцеловать, чтобы ты выплеснула всю свою злость? – эта фраза прозвучала резко, как удар кнутом. Всколыхнула всю злость, эмоции забурлили, вновь-вновь грозя перелиться. И он отошел. Чертов стратег! Почему он так хорошо ее знает? Кукловод! Манипулятор! Как же она его ненавидит!
И удары последовали. Один за другим. Она словно разбивала свое собственное спокойствие и одновременно об этот мешок, казавшийся каменным и по недоразумению называющийся грушей. Он едва двигался под ее ударами! И это бесило еще больше, заводило, порождала каждый новый удар.
Сколько времени так прошло, она не знала. Но в какой-то момент она вдруг поняла, что дыхание стало тяжелым, а окружающий мир смазался. Она выплеснула эмоции – и злость и боль. И в ударах, и в слезах. Она больше не могла бить эту грушу. Не было сил – ни физических, ни моральных.
Маргарита остановилась, с трудом стянула перчатки, неловко швырнула их.И зло стерла капли с глаз. И в то же мгновение вдруг оказалась в мужских объятиях. Левицкий схватил ее в охапку и гладил ее по голове, как ребенка.
- Катастрофа моя, - прошептал он. – Я тебя люблю. Правда. И прости.
- Отпусти, - неловко выдохнула Маргарита, пытаясь высвободиться из цепких рук. Отпустил. На удивление быстро. Отступил на два шага и вдруг, широко улыбаясь, выдал:
- Выпустила злость? Стало легче? А теперь ударь меня, - скомандовал Глеб.
- Что?!
Глава 46
Парень обеспокоенно смотрел на Вишнякову, с чьего вафельного рожка нещадно стекало растаявшее мороженое, то ли дело норовя испачкать джинсы. Но девушка будто этого и не замечала, уставившись пустым взглядом в пустоту.
- Я не могу видеть тебя такой, - решительного проговорил он, коснувшись ее руки. Маргарита вздрогнула, все-таки накапала десертом на синюю ткань и выругалась.
- Какой такой? – спросила она, потянувшись за влажными салфетками.
- Потерянной, - иногда нерешительный молодой человек сейчас, казалось, был готов вести за собой армии. – Он тебя обидел, да?
- Не начинай, пожалуйста, - устало попросила Марго.
Обидел? Ха! Этот человек постоянно ставит ее в ступор. Она его просто не понимает. Ну кто еще бы предложил себя ударить? И зачем? Просто чтобы кому-то стало легче, проще? И не какой-то там гопник, вполне публичный человек, музыкант, переводчик! И как у него только время находится, чтобы носиться с ее обидами? И зачем? Неужели, правда, любит?
И ведь Левицкий не успокоился, пока она не ударила. Злил ее. Но пары ударов оказалось достаточно. Просто кулачками, без всяких перчаток. Глеб даже не шелохнулся, терпеливо все снося. Но стоило ей ударить его по лицу и увидеть покрасневшую кожу, как она словно сдулась. Марго не хотела видеть, как ему будет больно. Не хотела причинять ему боль. И даже испугалась немного. И сбежала. Подрагивающим голосом сообщила, что отведенное время прошло и что в ближайшие дни он обещал не появляться. Он не стал удерживать. Просто отпустил. С какой-то странной уверенностью в глазах, словно не сомневался, что скоро все изменится.
