– Я давно тебя приметил. Ты – вкусная.
Другой массивной лапой он поддел нижний край моей юбки и, запустив свою клешню под подол, нетерпеливо провел по моему бедру вверх, похотливо улыбаясь.
Не давая мне вырваться из своего захвата, он приблизил свое лицо, шумно втягивая запах моей кожи своими раздувающимися ноздрями. За напуганным стуком собственного сердца я слышала его хриплое надсадное дыхание и видела только его глаза, пожирающие меня изнутри.
Его иссиня-черные угли с клубящимся в них огнем впились в мои, не давая отвести взгляда.
А губы в адской страсти приближались к моим. Я продолжала делать отчаянные попытки вырваться, но он только сильнее сжимал хватку железных пальцев, сдерживая меня.
Вдруг он резко развернул меня спиной к себе, и я почувствовала его каменное налившееся желание.
Я понимала, что надо что-то делать.
И закричала. Закричала так, как никогда раньше не кричала. Он зажал мой рот своей большущей лапой, затыкая мой крик. Я попыталась укусить эту шершавую ладонь, но это все равно что мошка попыталась прокусить шкуру буйвола.
– Дикая. Мне нравится, – и я почувствовала его срывающееся дыхание у себя на шее, и его влажный горячий язык, которым он смачно провел от основания шеи до мочки уха.– Ммм, сладкая.
Собравшись с духом, я стукнула ему каблуком по ноге. Я вложила в этот удар все свои силы.
Что слону дробина.
Я начала извиваться, пытаясь вырваться из железных объятий монстра.
Но мои безуспешные трепыхания, кажется, его еще больше распаляли. Он отрывисто и тяжело дышал, похоже, уже совершенно не контролируя себя, чувствуя полную безнаказанность и вседозволенность.
Не знаю, чем бы закончилось дело (хотя, прекрасно знаю: плохо бы закончилось), если бы не подъехали его приятели на крутой тонированной тачке и не крикнули в открытое окно:
– Карим, ищем тебя. Так и знали, что ты здесь, брат. Чего мобилу не берешь?
Он, не отпуская меня, обернулся на говорящих:
– Че надо? – спросил, кинув на них взгляд исподлобья, притягивая меня к своему левому боку.
– Отец тебя ищет. Поехали. Дело срочное.
Это было мое спасение.
Он нехотя отпустил меня. Я не верила своему счастью.
– Я с тобой не закончил еще. Готовься, – мрачно кинул он мне, а я, как приговоренная, стояла и смотрела на его вздувшиеся на шее жилы.
А потом рванула: как загнанная лань, бежала быстро на своих высоких каблуках, казалось, вихрь меня подхватил, и я лечу вместе с ним. Бежала, не оборачиваясь; бежала, боясь, что он меня догонит. И остановилась только тогда, когда закрыла за собой дверь своей комнаты.
Но может ли остановить такого зверюгу хлюпкая дверь общаги? Это было просто наивно и глупо: надеяться на это. Не остановят его и охранники при входе. Они страшны только таким девушкам, как я.
Что же мне делать?
Места, где он касался меня, горели. Шею нестерпимо жгло, она была охвачена пламенем от наждачного прикосновения его щетины. Сердце гулко билось в грудь.
Мне оставалось только надеяться, что в тот злополучный вечер я просто не вовремя оказалась рядом с его испорченной личностью.
Возможно, он был под каким-нибудь кайфом, и, вполне вероятно, на следующий день, меня и не вспомнит. Хотелось в это очень верить. Но страх щелкал в моих висках, не давая успокоиться.
Я хорошо отдавала себе отчет, что в следующий раз мне уже так не повезет.
Ничего лучше я не придумала, как купить большой перцовый баллончик и положить его в боковой карман сумки. Рука моя постоянно находилась в этом кармане, ощущая тепло уже нагретого мной спасительного металла. Я была все время наготове. Всегда готовая применить его без замедлений и раздумий.
И вот теперь эта дура Кукушкина сыпет из своего искаженного злобой рта мне угрозами в лицо. Неужели она увлечена этим страшным человеком? Недоумение вперемешку со страхом покалывает мою кожу.
– Ой, ты мне сделаешь большое одолжение, если удовлетворишь своего… (хочу сказать кабеля, но интеллигентное воспитание не позволяет мне этого сделать, поэтому окончание фразы застывает у меня на языке, так и не сорвавшись с губ), – пренебрежительно мотаю головой. – А то он на людей кидается.
– Люди – это ты что ли? – прет она на меня своей пышной грудью.
Я смотрю на ее внушительные размеры и тоскливо думаю, и чего этому Кариму не хватает. Такая девушка за него готова всех вокруг уничтожить.
–Что, коза?! Думаешь, юбку короткую надела, коленками голыми чужих мужиков можно теперь соблазнять? – продолжает атаку вульгарная особа.
Я думаю, что пора и правда пересмотреть свой гардероб. Одень незаметные джинсы. А еще лучше-брюки!
– Что вылупилась? Губы рюшечками сделала и думаешь теперь, что королева бала! Не выйдет! – машет перед моим носом острым коготком с шеллаком ярко-бордового цвета.
Я стою молча, а она, выпустив пар, и, не найдя во мне поддержки для дальнейшего развития диалога (сложно ругаться, когда тебе не отвечают: запас слов и междометий заканчивается без подпитки), решает, видимо, закончить, свои предупредительные беседы.
– Ну, ты меня поняла, – она демонстративно ударяет меня плечом, шествуя мимо меня, и освобождает мне проход в мою комнату.
Пройдя несколько неспешных шагов, оборачивается на меня и еще раз смотрит предупреждающим взглядом из-под длинных накладных ресниц. Потом Кукушкина откидывает замученные многочисленными окрашиваниями обесцвеченные волосы с отдельными темно-синими прядями своими когтистыми пальцами, блеснув массивными перстнями, и уходит по пропахшему чей-то готовкой коридору, равномерно покачивая округлыми смачными бедрами.
Я смотрю ей вслед.
И чего вот не хватает…
Я бы ей даже денег дала, лишь бы она уняла своего мужика. Только, боюсь, мужик –то он вовсе и не ее. Для таких, как он, быть чьим-то мужчиной – это оскорбление.
Глава 21.
Кира
Мне снится сон: что-то очень плохое, тревожное. И от этого я просыпаюсь.
Просыпаюсь в ужасе.
Я не совсем понимаю, где нахожусь, пока не прихожу в себя и не вижу, что дверь в мою комнату открыта, и, мерно покачиваясь от сквозняка, стукается о коробку с глухим звуком:
– Бдумс…
Потом еще раз:
–Бдумс…
Эти звуки отдаются в моей голове, в затылке, как звон колокола.
Но ведь я точно помню, что перед тем, как лечь спать, я заперла дверь на ключ…
– Бдумс…
Подгоняемая жутким предчувствием, с содроганием во всем теле я заставляю себя выскользнуть из-под спасительного тепла одеяла и подойти к хлопающей двери.
