И думаю, вряд ли Ангелина стала бы со мной даже общаться в другой жизни. Мы совершенно из разных слоев общества люди. Но в группе нас всего три девочки и десять на поток. Надо же с кем-то общаться, так ведь?
Постепенно наше легкое общение стало перерастать в дружбу. Ангелина, несмотря на ее гламурность и внешнюю избалованность, была девушкой со светлым умом, ведь не зря она выбрала такую сложную специальность. А умным людям всегда легко договориться.
По ее внешности и стилю жизни ей бы лучше связи с общественностью, конечно, подошли. Или еще что-нибудь в этом роде. Но она училась на сложной мужской специальности для умных гениев. Странный выбор, если честно, для такой особы. Но у нее дядя – какой-то компьютерщик продвинутый. Видимо, она в него пошла. Гены. С этим ничего не поделаешь.
А вот у меня в кого наследственность – не знаю. Почему я оказалась на этой специальности? Не знаю. Меня, как ни странно, до трясучки тянут компьютеры. Увлекает возможность что-то замутить на сложном компьютерном языке программирования, а потом наблюдать за результатом. Это моя стихия.
В мои десять лет меня в этот мир затащил мой сосед по лестничной площадке, который был на четыре года старше меня. Темноволосый ботаник в крупных очках, которые все время съезжали с его носа.
Зазвал в этот компьютерный мир, а забрать обратно забыл. Так я в этом мире и застряла. Но это не значит, что я оторвана от настоящей реальности, как это часто бывает с компьютерными умниками.
Вовсе нет.
И вот Павел Буров – не такой. Он живой, настоящий, искрометный. Как в нем все это сочетается? Он – самый необыкновенный мужчина, которого я когда-либо встречала в своей жизни.
«Кто о чем, а лысый о расческе», – язвит рассудок. Представь себе.
Я думаю о завтрашнем свидании с самым великолепным мужчиной на свете и о том, что мне на него надеть.
А Ангелина предлагает мне свое сливовое платье, в которое она тогда вцепилась мертвой хваткой. С чего вдруг такая щедрость?
Возможно, еще раз взглянув на себя в зеркало, она поняла, что не ее фасончик?
– Ну, так что? Берешь? – громко шепчет она.
Монотонное жужжание на секунду прекращается, и лектор кидает на нас недовольный взгляд. Мы замолкаем.
Вижу, что Геля пишет мне в конце своей тетради размашистым почерком:
«Что надумала насчет платья? Берешь?»
И смотрит на меня, округлив глаза, типа: «Бери. Не отказывайся».
Не хочу чувствовать себя какой-то Золушкой из сказки. Но надеть мне все равно нечего. Ничего приличного в моем гардеробе нет. Можно, конечно, пойти в ресторан и в джинсах. Тем более, если подумать, как демократично сам Буров одевается. Но, вспомнив, как вчера была одета та блондинка…я думаю, что не надо скромничать в выборе наряда.
Ведь мне очень хочется понравиться Бурову.
«Беру», – решительно пишу ответ под ее предложением на последней странице ее тетрадки.
Ангелина обещает привезти мне завтра в универ это платье. А еще туфли к нему. У нас с ней один размер ноги. Очень выгодное предложение.
После лекций мы выпархиваем шумной стайкой на улицу и окунаемся в безмятежную суету теплого сентябрьского денька.
– Пошли в наше кафе? – предлагает Стас.
Так хочется пойти, но мне надо делать свой курсовой. Никак не дотяну его до финала.
Я отказываюсь.
– Жаль, – Стас действительно расстроен. – Я, пожалуй, тоже не пойду тогда.
Ангелина оборачивается: она уже взяла курс на кафе.
– Как не пойдешь? – огорченно спрашивает.
В ее глазах отчетливо читается разочарование и грусть.
– Забыл. Дела сегодня. Брату обещал помочь с переездом, – придумывает он на ходу причину своего отказа.
– Жаль, – закусывает она губу.
Судя по всему, поход в кафе отменяется. Нет главных действующих лиц.
«И все это из-за тебя. Какая ты роковая женщина, оказывается. Не ожидал», – занудствует рассудок.
Попрощавшись, мы расходимся в разных направлениях. Ангелина, Стас и еще несколько ребят удаляются к своим автомобилям. Кто-то отправляется в сторону метро. А я в одиночестве топаю к общаге.
Я, словно невесомая былинка, плыву по дорожке, подмигивая чудесному деньку: мне кажется, что птички как-то громче сегодня щебечут, а солнце каким-то волшебным образом, не как обычно, расцвечивает желто-багряную листву деревьев, которая что-то ласково мне нашептывает. Что-то про любовь. Трудно разобрать их шепот.
Я совершенно выпадаю из действительности, и поэтому не успеваю вовремя заметить, как мрачная фигура моего вдруг ниоткуда материализовавшегося преследователя поравнялась со мной. В одно мгновение он хватает мою руку и заводит ее за спину..
–Аа, – это как раз та рука, которая отвечает за перцовый баллончик.
И теперь его не достать. Сумка с моим спасением болтается на моем плече со стороны зажатой руки.
Сердце отбивает чечетку, и когтистый страх начинает сжимать ребра.
– Ну что, карамелька, сегодня тебе не удастся от меня сбежать, – слышу хриплое надсадное дыхание у себя над ухом.
– Теперь нам никто не помешает. Ты рада? Вижу: рада, – ощупывает меня масляными глазами. – Ждала меня? Готовилась? Душ приняла? – он больно всей пятерней хватает меня за ягодицы, и я слышу стон вожделения из самой его глотки. – Аппетитная девочка. Моя будешь.
Я вскрикиваю:
–Отпусти меня, – начинаю брыкаться. Но я уже знаю, что это мне поможет.
Что предпринять? Мой рассудок в страхе забивается в угол – сейчас, когда он мне так нужен – и не предлагает никаких дельных советов по моему спасению.
– Не девчонка, а сахарный мед. Жду не дождусь, когда тебя испробую, – горячо бормочет он. – Засажу тебе по самые булки.
Он похотливо лыбится, таща меня к стоянке.
Ноги не слушаются меня.
Я его добыча. И он тащит меня в свое логово. Кровь колошматит в висках.
«Должен быть выход. Надо только его увидеть», – мысли лихорадочно несутся в голове, но страх мешает мне выловить что-то стоящее из мутного потока бессознательного.
Я оседаю на асфальт.
Он свирепеет.
– Вставай, а не то сделаю тебе больно. Очень больно. Ты узнаешь, что бывает непослушным девочкам, – он приближает ко мне свое лицо, и я чувствую его жаркое дыхание на своей щеке.
Я тихо скулю в его железном захвате.
– У меня на тебя большие планы, карамелька. Сначала я оттрахаю твой рот. По самые гланды, – смакует он. – И ты будешь получать от этого удовольствие.
Я в ужасе смотрю на своего мучителя.
– Потом я возьму тебя жестко, – его голос хрипит от желания, и он замолкает.
