– Где ты научился так драться? – задаю я вопрос, которые последние полчаса терзает мой мозг.
– Были возможности, – уклончиво отвечает он. Видно, что он особо не хочет распространяться на эту тему. – Ты многого обо мне не знаешь. Но мы это поправим.
С этими словами он наклоняется ко мне и целует так ласково, так трепетно.
И от этого целомудренного поцелуя сладостная истома растекается по всему моему телу, заставляя дрожать и трепетать все внутри.
Он еще сильнее притягивает меня к себе, его руки заключают меня в сладостный плен. Смакуя, вдыхаю его сексуальный запах. Все события сегодняшнего дня отходят на задний план. Я чувствую только его. Я вижу только его.
Его губы, не встретив сопротивления (дурой надо быть, чтобы брыкаться в такой обстановке), уже более страстно и яростно впиваются в мои губы. Его язык проникает в мой рот, встречаясь в чувственной схватке с моим языком. Он целует меня так, как будто он ждал этого поцелуя всю свою жизнь.
Земля уходит из-под моих ног, кружась и покачиваясь. Внутри меня все тает, тело ломит от желания.
Он нежно оглаживает изгибы моего тела, постепенно его рука спускается все ниже и ниже…
Я открываю глаза и вижу в его глазах бушующий огонь, который сжигает меня изнутри.
От его взгляда мышцы внизу живота сводит, а дыхание перехватывает.
И тут в самый неподходящий момент я вспоминаю, что в комнатах – адская слышимость, и замираю.
Черт.
– Что-то не так? – тревожно всматривается в мое лицо. – Ты вся напряжена.
Я краснею. Сказать о том, что меня вдруг взволновало, я не в состоянии.
– Я дурак, – сокрушенно отстраняется он от меня.
Куда ты? Нет!
– У тебя сегодня был такой сложный день. А тут еще я со своими поцелуями…
В глазах – столько боли.
– Вовсе нет, – горячо шепчу я, проводя руками по его плечам, по взъерошенным волосам. Его волосы такие мягкие, шелковистые.
– Ты мой рыцарь. Мой спаситель.
Его глаза оживают.
Я тянусь к его губам, хочу вновь слиться с ним в одно целое. Черт с ней, с этой слышимостью.
Но слышу его строгий голос:
– Кирюш, тебе надо отдохнуть.
Кирюша? Это что еще такое? Меня так только мама называет.
– И, надеюсь, ты все же не будешь сегодня делать свой курсовой и позволишь, наконец, мне помочь тебе его доделать.
– Да, – выдыхаю я. – Если ты так хочешь.
Холодная волна прокатывает по телу, вмиг остужая его.
– Да. Я так хочу, – твердо, не терпящим возражений голосом говорит он.
Ох, ничего себе. А он – деспот, Неожиданно.
– Мне надо, чтобы ты хорошенько отдохнула, и завтра пришла ко мне на свидание цветущей розой, и не говорила опять про свой курсовой.
Свидание! Он сказал: свидание!
Во мне все ликует.
Мне хочется сказать, что я не в силах ждать завтрашнего дня. Что нельзя ли завтрашнее свидание перенести на сегодня. Но слова так и не срываются с моих губ, застряв где-то в глубинах отделов, отвечающих за речь.
Вместо этого я говорю:
– А курсовой все равно делать не на чем. Ноут сломался.
– Как сломался?
– Кто-то залил его водой.
– Ктоо? – губы его сжимаются в жесткую линию.
– Я думаю, это Кукушкина.
– Что за тело?
– Подружка того, от кого ты меня спас сегодня, – мой голос дрожит.
– Забей. Забудь про него, – он мягко возвращает меня в свои объятия.
Глава 36.
Павел
Два года назад
– Эти письма любовные сочинил больной человек. Так считает Эльвира Леонидовна. И он, думаю, и есть тот, кого мы ищем, – таков был приговор Зернова.
Я взволнованно посмотрел на него:
– Но как найти того, кто писал это Агате?
– Для начала мы воспользуемся Вашей предложением. И дактилоскопируем всех ваших сотрудников. А потом: посмотрим. По результатам.
– Я думаю: только мужскую ее часть?
– Всех, значит, всех.
– Как угодно.
Я сник, услышав его следующую фразу:
– Сложнее будет, если это маньяк. Что тоже нельзя исключать. Она – публичная личность. Но в таком случае приходиться надеяться только на везение и случай. Найти будет сложно. Сразу скажу. Потому что здесь не серия. Здесь одержимость одним человеком.
– Будем надеяться, что это не маньяк, – сказал я какую-то глупую фразу, сжав кулаки.
Чего уж там?
Мир мой был разрушен.
Я ходил в кромешной тьме, пытаясь найти выход из персонального ада, в который я угодил.
Я попал в свой личный, собственный ад.
И пока выхода из него у меня не было.
***
Криминалист Ковригин приехал в офис и хлопотливо принялся со свойственной ему увлеченностью за дело. Это был обычной, ничем не примечательной внешности невысокий мужчина с красиво очерченными губами.
Он методично, воспользовавшись предоставленным ему службой персонала списком, снял отпечатки пальцев у всех сотрудников, которые были в офисе.
И к вечеру результаты уже были готовы.
Отрезвляющая информация:
– Идеальное совпадение. Это точно он писал письма. Это Ваш директор по информационным технологиям Андрей Несчастный,– услышал я по телефону голос Зернова. – Мы его задерживаем. Несчастный – это фамилия у директора такая.
Был удивлен: это значит, ничего не сказать.
Был взбешен: это значит, ничего не сказать.
Миллионы чувств и непонятных эмоций теребили мою душу и сердце.
Как они могли? За моей спиной? А я, ослик Иа, ни сном, ни духом?
Но задержанный Андрей уперто стоял на своем: «Я писем этих не писал». И уж, конечно, в убийстве Агаты он тем более не сознавался. Алиби, правда, у него не было на вечер, когда было совершено преступление. Но сыщики рассчитывали вытащить из него признание.
Если писем он не писал, то откуда тогда на письмах его отпечатки пальцев?
На этот вопрос он ответить не мог.
Мне проще было поверить, что отпечатки пальцев волшебным образом там нарисовались, чем в то, что они были с Агатой любовниками.
Что в нем есть такого, чего нет у меня?
Я оглядывал растерянное, с мелькающим в глазах страхом лицо своего директора по информационным технологиям, теперь уже бывшего директора, через одностороннее зеркало Гезелла. Он сидел в пустой комнате, Зернов и Барсуков только что ушли, оставив Несчастного в одиночестве. Несчастный нервно теребил полы своего пиджака. Время от времени проводил в досадном жесте по своим черным волосам, словно говоря: «Надо же было так вляпаться». Он был подавлен. Сильно подавлен. Его худые плечи были опущены.
