Ему резко полегчало после такого обещания.
Глава 10
Вера
– Давай подумаем, кому нужна была смерть Людмилы. У кого мотив, – говорит мне Антон, пристально вглядываясь в мои глаза.
– Ты поверил Виктору, что это не он? – интересуюсь я.
– Я пока не знаю.
– А я не знаю, кому нужна ее смерть. Она прожила сорок лет в нашей деревне, и никому не приходило в голову убить ее.
– Сорок один, – лаконично уточняет Антон.
– Ну пусть сорок один. Не велика разница, – небрежно соглашаюсь я. – Прожила же?
– Да, до того момента, как она не встретила Виктора, – из дверей дома выплывает Никита и, с довольным видом откусывая большой кусок сочного красного яблока, присаживается к нам на террасе.
– О, а вот и Шерлок Холмс пожаловал, – с сарказмом говорю.
– Еще один, – поддакнул мне Антон.
– А кто первый? – уточняет Никита.
– Пиндилов.
– О, с ним состязаться я бессилен, – ерничает мальчишка.
– Так, Никитос, у тебя что? Какие-то соображения по делу есть? – берет тему разговора в свои руки Антон.
– Могу сказать, что вчера видел, – загадочно улыбается парнишка.
– Что? – в один голос спрашиваем мы его. Он нас заинтриговал.
Похоже, ему нравится играть в великого сыщика.
– Мы со Светкой гуляли. По деревне шли. И нам возле Машиного дома преградил путь оранжевый фирменный велосипед, брошенный прямо возле Машиной калитки.
– И что в этом такого? – не понимая, куда он клонит, спрашиваю я.
– А то. Что я потом обнаружил, кому этот велик принадлежит.
– И кому?
– Потом мимо нас на этом велике прочапал Степан Воротилов.
– Да ты что, – мы с Антоном переглянулись, не в силах сдержать удивление.
В этот момент в калитку изящно заныривает Андрей Зарубский с удочкой на плече, и мы мгновенно пресекаем наши дальнейшие обсуждения.
– Приветствую честную компанию, – гудит он. – Папка дома? – обращается он к мужской части нашей «честной компании».
– Нет, – удивленно хмурит брови Антон. – Он на работе.
Вообще странно, что он задает такие вопросы. Ясно, что в будний день Вячеслав на работе, где ему еще быть.
Но у дачника-рыболова, видимо, другой, собственный график жизни, который он успешно проецирует на окружающих людей, считая, что все в мире графики совпадают с его.
Но тут на пороге появляется Лариса, Зарубский сразу переключает свое внимание на нее, и сцена «Антоний увидел Клеопатру» повторяется вновь.
И я понимаю, что дело тут вовсе не в проецировании своего образа жизни и графика на других. Дело тут несколько в ином.
А в голове у меня мелькает злая мысль: «А удочку зачем взял, змеюка?! Для конспирации?»
В несколько размашистых шагов он преодолевает расстояние между собой и Ларисой, припадает к ее руке в поцелуе («Джен-тель-мен» какой.)
– Прекрасно выглядите, Лариса Павловна, – смотрит «рыбачок» на нее мутными глазами.
– Спасибо. Приятно, – тетя Лариса смущенно улыбается.
– Не хотите прогуляться? – вдруг предлагает он решительно.
Мама Антона натянуто улыбается и, взглянув на нас, притихших за большим столом, растерянно бормочет надоедливому ухажеру:
– Все это как-то не к месту.
На его высоком лбу залегает напряженная морщинка.
– Может, как-нибудь в следующий раз?
Она озвучивает очевидную вещь:
– Я думаю, вряд ли, Андрей. Спасибо за приглашение, – и снова смотрит на нас растерянно.
Честно говоря, странный у него подход. При ее же детях и отсутствующем муже зовет женщину «прогуляться». И где прогуляться он хочет? По деревне? Где уже через пять минут разнесут информацию об их прогулке до соседней деревни. Удивительный человек. Петербуржец, одним словом. Что тут скажешь. Может, он просто не видит в ситуации ничего плохого?
– Не смею больше отвлекать, – он выпрямляется и гордо шествует к выходу с участка.
Мы ехидно смотрим ему в спину.
В калитке он сталкивается с Евдокией с другого края деревни. Еще одной местной сплетницей. Она с горящими глазами семенит к Ларисе и начинает что-то оживленно с ней обсуждать вполголоса.
Мы никак не можем вернуться к главной интриге дня: велосипеду около Машкиной калитки.
Мама Антона вышла на террасу с громоздким альбомом фотографий. Она убиралась в доме. Когда пришел Андрей Зарубский «порыбачить», она, видимо, протирала пыль с увесистого переплета, и вышла на звук его голоса, держа его в руках. Сейчас альбом лежал на столе. Антон подтянул его к себе поближе и стал пролистывать страницы.
Чтобы отвлечься от местных гостей, я тоже залипаю на плотных, местами потускневших от времени фотографиях на страницах альбома.
Вот Антон совсем маленький. А на этой фотографии идет в первый класс. Вот Никита только родился. Фотография с выписки. На ней уже есть Вячеслав.
А вот Антон уже заканчивает школу.
Половина человеческой жизни уместилась в одном альбоме.
И тут мое внимание на последнем листе привлекает пожелтевшая от времени фотокарточка. Ее здесь раньше не было. Я уже смотрела этот альбом раньше. Он заканчивался совместной фотографией с Антошиного дня рождения в прошлом году. Я тоже есть на той фотке. Но теперь после нее появилась еще одна. Откуда она вдруг неожиданно взялась здесь? Ей лет сорок, если не больше.
На ней изображена ослепительно красивая улыбающаяся девушка. Ее нежно обнимает за талию не менее красивый молодой человек. Даже по фотографии видно, что они влюблены.
Не надо иметь особую наблюдательность, чтобы понять, что девушка одета простенько, как, впрочем основная масса людей в то время. Но вот юноша явно отличается от серой безликой массы советских граждан. По его виду можно сообразить, что он – из обеспеченной высокопоставленной семьи. Одет в явно не доступные простому советскому человеку, скорее всего, импортные шмотки. Как там? «Пиджак замшевый…»
Фотограф запечатлел счастливое мгновение их жизни. Кадр застыл в вечности, как будто растворив все то, что было в их жизни потом, оставив навсегда молодыми и переполненными ликующего счастья, даже сейчас, сквозь годы, выплескивающего с пожелтевшего фото.
– Что за фотография? Это кто? – спрашиваю Антона с Никитой.
Ответ Никиты меня удивил:
– Это бабушка с нашим дедом.
– С дедом?
– Да. С дедом, – напряженно подтверждает Антон.
