– Вот именно. Любил, – губы складываются в горькую ухмылку. – В прошедшем времени. Что, если все сейчас не так совсем? Я сейчас живу отдельно, практически не в курсе, что происходит дома. Только на словах знаю, что все хорошо. Но мама ведь не будет жаловаться. Ты же знаешь ее.
– А ты спроси Никиту, – подсказываю я. – Он очень наблюдательный. Если что-то происходит не то, он точно в курсе.
– Да. Постараюсь у него как-нибудь ненавязчиво выспросить, – соглашается Антон.
– Ладно. Проявляй бдительность. А мне пора уже, – я смотрю на часы, – скоро уже автобус приедет. Не опоздать бы, а то электричка без меня в Питер уедет.
– Хорошо, удачи тебя, – он легко прикасается к моей щеке губами, а потом уверенным хватом берет мой рюкзачок, кидая на плечо:
– Я тебя провожу, – не терпящим возражений тоном сообщает, вставая рядом со мной.
Я поднимаю голову, чтобы посмотреть в его немного посветлевшие глаза, в которых чуть теплятся искорки прежнего Антона. Мне хочется, чтобы он меня поцеловал. Но по его виду видно, что ему сейчас совсем не до романтических настроений.
Я уныло вздыхаю и опускаю вниз глаза.
– Не вздыхай, Каштанка, прорвемся, – шепчет он мне в самое ухо, приобняв за плечи и прижав к себе плотнее.
«Опять эта Каштанка!» – я поднимаю глаза к потолку. Но в любом случае таким он мне больше нравится.
– Бабуль, я ушла, – выползая из комнаты, кидаю в сторону кухни.
Бабушка суетливо выскакивает из дверей, на ходу вытирая руки о полотенце:
– Поехала уже, Верусь? Видно, что она нервничает.
– Ты чего? Не переживай так. Я через два дня приеду уже.
Целую бабашку, и мы уходим.
По дороге Антон еще раз инструктирует меня, как добраться до его квартиры.
Он дал мне ключи от нее, что оказалось очень кстати, а то бы пришлось тратиться на гостиницу. Он разрывается между желанием поехать со мной и остаться охранять маму. Выбрал он, конечно, второе. Совершить прогулки по Питеру можно и потом.
Мы молча стоим на остановке, ожидая автобус. Мне кажется, что мы думаем об одном и том же.
Автобус подъезжает, он снова мягко целует меня в щеку, легонько подталкивая к распахнувшимся дверям. Я захожу внутрь, и оглядываюсь, чтобы помахать ему со ступенек. Он стоит, засунув руки в карманы светло-голубых джинсов, чуть приподняв плечи. Теплый ветер с энтузиазмом развевает его выправленную поверх джинсов рубаху и светлые волосы.
Он подбадривающе улыбается мне в ответ, голубые глаза смотрят с легким прищуром исподлобья, сливаясь с небом за его спиной. О, как я люблю его этот взгляд. Он сейчас как никогда напоминает мне модель с обложки журнала, решившую неожиданно засняться в жанре деревенского пастораля. Похоже, шторм улегся.
Но все-таки мой совет ничего не предпринимать, наверное, был неверным.
***
Антон кладет коробку с азалептином на место.
– Ты чего тут хозяйничаешь? – слышит он недовольный оклик за спиной своего отчима.
Он вздрагивает: «Черт. Попался».
Да, он нарушил запрет отчима. Но ведь он уже не пацан, чтобы его пугаться. Он и в детстве-то его никогда не боялся.
Антон расправляет плечи и разворачивается к нему лицом, уверенно встречаясь с ним взглядом в непримиримой схватке. Сейчас он ему выскажет все свои подозрения, подкрепленные уликами, раз уж дело так обернулось. Он все скажет, несмотря на свою договоренность с Верой быть осторожным и пока наблюдать со стороны. Не получилось быть осторожным. Так бывает.
– Ты же знаешь, что я не разрешаю подходить к моему ящику, – цедит отчим слова.
Он просто не узнаваем. Куда вдруг делся тот обходительный душка, которого знает вся деревня?
У его отчима всегда была одна-единственная просьба ко всем родным: никогда не лазить в его рыбацкий ящик. Вот что за прихоть такая?
– У меня нет кабинета, зато есть ящик. Это мое личное пространство,– так он объяснил своей семье свою странную просьбу-приказ. А так он вообще человек – исключительно душевный. Наверное.
Антон занимает оборонительную позу и открывает рот, чтобы сказать отчиму обвинения, а главное – послушать на них ответ…
Что скажет Вячеслав в свое оправдание?
Но Антон этого не узнает, потому что всего этого разговора не выходит.
Так могло бы произойти, но все случилось по-другому.
Отчим молча смотрит из-за приоткрытой двери на то, как его пасынок по-хозяйски открывает его рыбацкий ящик, что-то там достает из кармана, кладет в ящик, шуршит в нем, снова закрывает крышку.
Вячеслав просто молча наблюдает за всем происходящим, потом разворачивается и тихо отходит от сарая.
Глава 21
Другая жизнь Веры
Вера вышла на улицу и вдохнула влажный и шумный от проезжающих машин воздух в легкие. Как чудесен этот гул, этот пропитанный запахом мокрого асфальта подвижный воздух. Раскрашенные яркими красками листья редких деревьев мерно покачивались от легкого прикосновения ветерка в такт ее настроению.
С нее сняли предъявленное обвинение. Она не верила своей удаче. Или что это такое было?
Тревожный мужчина с лысиной в центре головы, имя которого она так и не запомнила, объяснять ей ничего не стал. Сказал только, что со всем разобрались. Она ни при чем и может быть свободна.
Она не стала ничего уточнять, хотя очень хотелось. Как удалось разобраться? Кто в этом поспособствовал?
Сейчас главное, что она свободна. Нечего ковыряться в подробностях.
Она предпочла быстрее дать деру, пока они не передумали.
Она вышла за калитку и уткнулась в Свердловского. Он встречал ее.
– Что без цветов? – холодно бросила она и попыталась обойти мужчину с правого бока.
Он не дал ей сделать этого.
Он видел, как она вздрогнула от охватившей ее ярости.
Денис сделал попытку обнять ее за плечи.
«Догадалась ли она, что он виноват в предъявленном ей обвинении?»
Она не только догадалась, она знала об этом.
Ее следующие слова были насквозь пропитаны ядом и злостью:
– Не прикасайся ко мне, – она вывернулась из его рук. – Оставь меня в покое, – ее голос сорвался на крик. – И больше никогда не подходи ко мне.
Ее подбородок яростно подергивался, руки дрожали, лицо налилось красным цветом. И это был не тот румянец смущения, который так ему нравился в ней. Это был цвет злости. И злилась она на него. А чего он хотел?
Она поливала его презрением из своих разбившихся на ледяные осколки голубых глаз. Арктические глыбы холода отрывались друг от друга, подминали его, грозя поглотить.
