Тот гоблин, что прошел мимо силомера около двух часов, уютно устроился в теле обычного простака: светловолосого, крупного, с открытым лицом славного парня с фермы, лет восемнадцати-девятнадцати, одетого в куртку танкиста, укороченные джинсы и сандалии. Он был в компании двух парней того же возраста, ни один из которых не был гоблином, а он сам казался самым невинным и честным гражданином на свете — острил и веселился в свое удовольствие. Но под человеческим взглядом горели огнем глаза гоблина.
Парень с фермы не остановился возле силомера, и я, не прерывая болтовни, наблюдал за ним. Минут через десять я увидел второе чудовище. Это надело маску коренастого седого мужчины лет пятидесяти пяти, но мне была отчетливо видна его сущность.
Я знаю — то, что я вижу, — это не настоящий гоблин, упакованный в своего рода пластиковую плоть. Человеческое тело вполне реально. То, что я различаю, — думаю, это либо дух гоблина, либо биологический потенциал его плоти, способной менять свои очертания.
В четверть третьего я увидел еще двоих из них. Снаружи это была пара привлекательных девочек-подростков — провинциальные простушки, ослепленные блеском карнавала. А внутри скрывались чудовищные создания с трепещущими розовыми рылами.
К четырем часам мимо силомера прошло уже сорок гоблинов, и двое из них даже задержались, чтобы испытать свою силу. К этому моменту мое хорошее настроение улетучилось. В толпе на аллее было не больше шести-восьми тысяч человек, так что количество чудовищ среди них значительно превысило средний уровень.
Это было не просто так — что-то должно было случиться в аллее братьев Сомбра во второй половине дня. У этого необычного сбора гоблинов была одна цель — поприсутствовать при людском несчастье и страдании. Этот род, казалось, не просто радуется нашей боли — он расцветает на ней, питается ею, как будто наши муки — их единственная или основная пища. Только на местах трагедий мне доводилось видеть крупные сборища гоблинов: на похоронах четырех игроков футбольной команды, погибших при аварии автобуса в моем родном городе несколько лет назад; на месте страшной автокатастрофы в Колорадо и на пожаре в Чикаго. И сейчас чем больше гоблинов я видел среди нормальных людей, тем сильнее била меня холодная дрожь в жару.
К тому моменту, когда до меня дошло, в чем дело, я уже был настолько взвинчен, что серьезно подумывал вынуть из башмака нож, прирезать хотя бы одного-двоих из них и спасаться бегством. Наконец я понял, что должно было случиться. Они пришли поглазеть на аварию в павильоне электромобилей, ожидая, что кого-нибудь из водителей покалечит или убьет. Ну да. Конечно. Так вот зачем этот ублюдок появился здесь прошлой ночью, когда я встал на его пути и убил его. Он готовил «несчастный случай». При мысли об этом я решил, что разгадал его затею — не зря же он возился в энергетическом узле двигателя одной из машинок. Убив его, я, сам того не ведая, спас какого-то бедного простака от удара электрическим током.
По линиям связи гоблинов прокатилось сообщение: «Смерть, боль, ужасные ранения и массовая паника — завтра на ярмарке! Не пропустите это восхитительное зрелище! Возьмите с собой жену и детей! Кровь и горящая плоть! Шоу для всей семьи!» Сообщение дошло до них, и они пришли, но обещанного пиршества из людского несчастья не состоялось, и теперь они бродили по ярмарке, гадая, что произошло, возможно, пытаясь разыскать убитого мною гоблина.
Начиная с четырех часов и до пяти, когда пришел сменщик, хорошее настроение уверенно возвращалось ко мне — я не видел больше врагов. Освободившись, я еще с полчаса рыскал в толпе, но гоблины, как видно, разочаровавшись, ушли все до одного.
Я пошел в забегаловку Сэма Трайзера поужинать. Поев, я почувствовал себя значительно лучше и даже начал что-то насвистывать, направляясь в контору, чтобы узнать, где меня разместили, и по пути столкнулся со Студнем Джорданом.
— Ну, как оно? — поинтересовался он, пытаясь перекричать музыку.
— Потрясающе.
Мы прошли мимо билетной будки, выбираясь из толпы простаков.
Он жевал шоколадно-ореховый крем. Облизав губы, он заметил:
— Похоже, Райа не отгрызла тебе ухо или палец.
— Она очень милая.
Он вскинул брови.
— Правда, она милая, — продолжал я оправдывающимся тоном. — Может, малость и резковата, слишком прямолинейна. Но это снаружи, а внутри — порядочная женщина, чуткая и достойная.
— Да, ты прав. Абсолютно. То, что ты говоришь, меня не удивляет — вот как ты так быстро понял ее, несмотря на ее жесткое поведение? Многим не хватает времени, чтобы разглядеть ее лучшую сторону, а кое-кто и вообще не видит.
Я еще больше приободрился, услышав от него подтверждение моему смутному психическому восприятию. Я хотел, чтобы она оказалась доброй. Я хотел, чтобы за поступками Снежной королевы скрывался хороший человек. Я хотел, чтобы она оказалась достойной. Черт возьми, к чему это все — я просто хотел ее, и я не хотел, чтобы объектом моего желания была обыкновенная стерва.
— Дули Монета нашел тебе место в одном из трейлеров, — сообщил Студень. — Займись-ка поселением, пока у тебя перерыв.
— Так и сделаю, — пообещал я.
В совершенно радостном настроении я уже было разошелся с ним и вдруг краем глаза заметил нечто, от чего совсем упал духом. Я дернулся в сторону, молясь, чтобы то, что я видел, мне просто показалось. Но это не было плодом воображения — оно не исчезало. Кровь. Все лицо Студня Джордана было в крови. Ясное дело, не в настоящей крови. Он расправлялся со своим шоколадным кремом, живой и здоровый, и не чувствовал никакой боли. Я увидел кровь зрением ясновидца — знамение грядущего насилия. На лицо живого Студня словно наложили изображение его мертвого лица — открытые невидящие глаза, полные щеки вымазаны кровью. Он плыл по реке времени навстречу не просто ранению, а... приближающейся гибели.
Он подмигнул мне:
— Что такое?
Предупредительный огонь погас.
— Что-то не так, Слим?
Как я мог сказать ему и заставить поверить мне? И даже если я смог бы убедить его, я не могу изменить будущее.
— Слим?
— Нет, — отозвался я. — Все в порядке. Я просто...
— Ну?
— Хотел тебя еще раз поблагодарить.
— Ты до омерзения вежлив, малыш. Я просто не могу удержаться и распускаю нюни при виде щенков. — Он нахмурился. — А теперь пошел вон с глаз моих.
Я поколебался. Затем, чтобы скрыть смущение и страх, поинтересовался:
— Это ты так подражаешь Райе Рэйнз?
Он снова подмигнул мне и ухмыльнулся:
— Ага. Ну и как оно?
— Еще недостаточно грубо.
Оставив его хохотать, я пошел прочь, пытаясь убедить себя, что мои предчувствия никогда не сбываются...
(хотя они сбывались)
...и что, даже если ему и суждено умереть, это случится еще не скоро...
