Тем воскресным февральским днем смерть внезапно оказалась рядом и Джой увидел ее оскал. Она не появилась в виде вируса или микроба, чего так боялась Кристина, а приняла обличье старухи с косматыми седыми волосами, мертвенно-бледным лицом и серыми, словно грязный лед, глазами.
Было пять минут четвертого, когда Кристина с Джоем вышли из магазина Буллока. На хромированных панелях и стеклах автомобилей, занимавших стоянку, играли лучи солнца. Ее серебристо-серый «Понтиак» стоял напротив входа, двенадцатая машина в ряду, и они уже подходили к нему, когда возникла старуха.
Она стояла у них на пути, между «Понтиаком» и белым «Фордом» – фургоном. На первый взгляд в ней не было ничего зловещего. Конечно, она была немного странной, но не более того. Пряди доходивших до плеч седых волос как будто растрепало ветром, хотя его легкие дуновения были едва ощутимы. С виду ей было за шестьдесят, а возможно, перевалило и за семьдесят, другими словами, она была лет на сорок старше Кристины, однако лицо ее не бороздили морщины, кожа была гладкой, как у младенца; бросалась в глаза неестественная одутловатость, какая появляется после инъекций кортизона. Остроносая, с маленьким ртом и толстыми губами. Круглый рябоватый подбородок. На ней была зеленого цвета кофта с длинными рукавами, зеленая юбка и зеленые же башмаки.
На шее – дешевые бирюзовые бусы. На пухлых пальцах – восемь перстней, все – с зелеными камнями: бирюза, малахит, изумруд. В этом единообразии было что-то от униформы.
Подмигнув Джою, она оскалилась и произнесла:
– Боги мои, что за красавчик этот молодой человек!
Кристина улыбнулась. Джой привык к непрошеным комплиментам от незнакомых людей. Темные волосы, густого синего цвета глаза, правильные черты лица – все это делало его удивительно привлекательным.
– Верно, сэр, настоящая маленькая кинозвезда, – продолжала старуха.
– Спасибо, – краснея, сказал Джой.
Кристина посмотрела на незнакомку внимательнее, и ее первое впечатление о ней как о добропорядочной старушке исчезло. К помятой юбке пристал какой-то пух, кофта была в жирных пятнах, плечи – в перхоти. Чулки на коленях пузырились, а на левом поехали петли. В правой руке пожелтевшими от никотина пальцами старуха держала зажженную сигарету. Она была из разряда людей, от которых детям не следует принимать конфеты, пирожки или другое угощенье, – вряд ли она принадлежала к числу отравителей или соблазнителей малолетних, но наверняка на кухне у нее была грязь. Если повнимательней приглядеться, старуха казалась не столько зловещей, сколько неопрятной.
Не обращая никакого внимания на Кристину, она наклонилась к Джою – рот ее растянулся в улыбке – и спросила:
– Как же вас называть, молодой человек? Скажите мне ваше имя.
– Джой, – застенчиво ответил он.
– А сколько лет Джою?
– Шесть.
– Подумать только, шесть лет, а такой красавчик – вскружит голову любой даме.
Джой смущенно переминался с ноги на ногу, ему очень хотелось спрятаться в машине. Но он не сделал этого и вел себя вежливо, как учила мама.
– Ставлю доллар против пирожка, что я знаю, когда у тебя день рождения, – сказала старуха.
– Но у меня нет пирожка, – ответил Джой, который воспринял это пари буквально и решил предупредить, что не сможет расплатиться в случае проигрыша.
– Ну не хитрец ли, такой восхитительный хитрец! И все же я знаю, ты родился в Сочельник.
– Не-а, – сказал Джой. – Второго февраля.
– Второго февраля? Ну, нет, ты меня разыгрываешь, – продолжала старуха, по-прежнему не обращая внимания на Кристину и широко улыбаясь Джою. Она погрозила ему пожелтевшим пальцем. – Ну конечно же, ты родился двадцать четвертого декабря.
Кристина пыталась сообразить, к чему клонит старуха.
– Мама, скажи, второго февраля. Я выиграл доллар?
– Нет, дружок, ты ничего не выиграл, – ответила Кристина. – Это было не настоящее пари.
– Ну ладно, – сказал Джой. – Если бы я проиграл, то все равно не смог бы отдать ей пирожок, так что ничего страшного, если она не отдаст мне доллар.
Старуха подняла голову и наконец посмотрела на Кристину.
Кристина хотела улыбнуться, но не смогла, встретив взгляд незнакомки. Взгляд был жесткий, холодный, неласковый. Эти глаза принадлежали не доброй бабушке и не безобидной нищенке. Это были властные глаза – в них читались упрямство и решимость.
– Что происходит ?
Не успела Кристина промолвить это, как женщина сказала:
– Он родился в Сочельник, так ведь? Да? – Она произнесла это с таким напором и силой, что обрызгала Кристину слюной. Не дожидаясь ответа, она продолжала настаивать на своем:
– Вы лжете насчет второго февраля, просто пытаетесь скрыть, вы оба, но я знаю правду. Я знаю.
Меня вам не провести. Только не меня.
В ее словах вдруг послышалась угроза.
Кристина, положив руку на плечо Джою, повела его к машине.
Но старуха преградила им дорогу. Она размахивала сигаретой перед лицом Джоя и говорила, устремив на него пристальный взгляд:
– Я знаю, кто ты такой. Я знаю о тебе все. Все. Не сомневайся. Знаю.
Чокнутая, подумала Кристина, и внутри у нее все оборвалось. Боже мой! Какая-то сумасшедшая, такая способна на все. Господи, только бы обошлось.
Испуганный Джой отпрянул, крепко схватив мать за Руку.
– Прошу вас, позвольте нам пройти, – сказала Кристина, пытаясь говорить спокойно и не желая вступать в пререкания.
Старуха не сдвинулась с места. Она поднесла сигарету ко рту, рука ее дрожала.
Кристина, держа Джоя за руку, хотела обойти незнакомку.
Та вновь преградила им путь. Судорожно затянувшись, она выпустила дым через ноздри. Через два ряда от них какие-то люди выходили из машины, два молодых человека направлялись в противоположную сторону, и поблизости не было никого, кто мог бы помочь в случае, если бы эта сумасшедшая вдруг стала агрессивной.
Старуха выбросила сигарету.
– Да, да, мне известны все твои мерзкие, развратные секреты, ты, маленькое чудовище, – произнесла она, раздуваясь от злобы, с выпученными, словно у огромной отвратительной жабы, глазами.
У Кристины бешено заколотилось сердце.
– Пропустите нас, – резко сказала она, уже не стараясь сохранять хладнокровие.
– Ты не проведешь меня своим притворством….
Джой заплакал.
– …и фальшивой миловидностью. И слезы тебе не помогут.
Кристина снова попыталась обойти ее, но страшная тетка опять преградила им путь. Лицо старой ведьмы перекосилось от злобы.
– Я вижу тебя насквозь, мерзкое чудовище.
