Или сам за ее спиной делает вроде бы то, что она хочет, но с дополнительным бонусом для меня. Так хочется верить, что Денисов расположен и ко мне. Что у нас был не просто одобренный его женой секс. Конечно, я вижу Игоря сквозь розовые очки, но, может... Когда он смотрит на меня, так и кажется, что потоком струится в мою сторону нежность.
Мне приятнее считать себя любовницей, даже на пару ночей, так иногда бывает, чем проституткой. Иначе страшно, — сука и есть. И при любом раскладе Эрике трудней, чем мне. Другая на ее месте истерила бы по полной. Путается тут у нее под ногами какая-то альтернатива. И еще иногда и хамит. Как только женщины рядом в гаремах живут?
Перед обедом поджидаю ее в холле. Спускается по лестнице величественно, как снежная королева. На ней, должно быть, великолепно смотрятся меха, надеюсь зимой увидеть. Подхожу к ней и говорю сокрушенно:
— Прошу прощения за несдержанность.
Смотрит, протягивает руку. Я подаю свою, для опоры.
— Ладно, мир. У всех нервы.
Она не злопамятна, мне повезло.
Игорь.
— Да, понял, Федь, что они немного поцапались. Спасибо за инфу. Но ты мне зубы не заговаривай — где результаты по основной теме?
Бормочет в ответ что-то нечленораздельное, слышу в трубке — листочками шуршит.
— Где она берет препараты? Администраторы всех ее салонов прикормлены, если бы что было — я узнал бы через пять секунд. Больше она почти нигде не бывает. Ей их через забор, что ли, перекидывают?
— Это невозможно, — теперь Федя явно оскорблен в лучших чувствах. — Периметр весь просматривается, камеры даже на пауков реагируют. Я присылал тебе запись, как она шепталась с продавцом в бутике.
— Твою запись Вася усилил, нет там ничего — только пожелания размеров в нужных местах и прочие дамские штучки. Кстати, он раздобыл запись камеры магазина, на которой Лебедева передает тебе в целлофане какие-то колеса.
— Колеса?!
— Ну, да, три белых плоских цилиндрика размера средней таблетки. Может, Лебедева поставщик и есть? А ты посредник? И вы с ней заранее обо всем сговорились, а разыграли, что незнакомы. Может, мне уже стоит бояться? Я еще помню, как попросил тебя всего лишь вежливо переговорить с Рафиком, а ты натравил на него ФАС. Может, мне уже пора ждать, что в дом тяжелые наркотики подбросят и заявится ФСБ?!
— Нет, Игорь, честное слово! Это были простые пуговицы от белой рубашки.
— Да знаю я уже, рассмотрели твои пуговицы. Но осадочек остался, понятно? Работай, Федя, чтоб результат был по главной теме. А из гостевого домика все камеры и микрофоны убери. Пока Лебедева в доме занята, успеешь демонтировать. К вечеру доложи. Повторяю: близко к ней не подходишь.
Ольга.
Вечером приезжает Игорь, когда я еще не ушла к себе. Заходит, а в руках не просто букет — охапка золотисто-желтых роз. Я даже глаза прикрываю, чтобы всей душой не желать это великолепие в его руках, и, по стеночке направляюсь к выходу.
— Погоди, Оль, — останавливает меня Денисов.
Смотрю — Эрика глаза распахнула и поникла, глядя на то, как ее муж делит букет на две равные части.
— На счет три — налетай! — шутит он и протягивает каждой из нас цветы.
Держу обеими руками, настолько их много, а нос и лицо сразу же погружаю в ароматные шелковые лепестки. Блаженство. Как давно мне не дарили цветы! Эрика вроде бы тоже довольная сидит. Воркуют вдвоем. Он пиджак снял. Шесть дней подряд допоздна на нервной работе, а выглядит как конь. Оставшуюся без пары розу торжественно вручают Фатиме в обмен на ужин. А мне пора к дедушке в его берлогу.
Поздно вечером беру свою охапку вместе с вазой, собираясь в домик. Вдруг звонок на мой сотовый. Незнакомый номер. Снимаю, голос Эрики:
— Ответь — когда?!
Ее ЭТО тоже волнует больше всего. Второй и последний раз.
Глава 18
Я зависаю ненадолго, вдыхая аромат желтых роз. Потом отвечаю:
— Завтра. Вечером. А утром я хочу побывать в ближайшей церкви. Грехи замолить. В счастливом детстве мама водила меня на службу почти каждое воскресенье.
Теперь зависает Эрика. Потом отвечает:
— Хорошо, утром созвонимся. Часов в восемь.
Утром выясняется, что ко мне присоединятся почти все.
Сажусь во внедорожник на заднее сиденье к Эрике. Игорь свободно разместился впереди на пассажирском кресле, Федор за рулем. Все бодрые, как будто каждое воскресенье с самого утра на ногах. Что это: так сильно прониклись моей идеей? Думаю, нет; просто приближается важный для каждого из нас второй раз.
Эрика, как всегда, основательно подготовилась к выходу на люди — на ней строгое темное платье ниже колен, полупрозрачный белый шарф на плечах, черные ажурные перчатки. Волосы подобраны в высокой пышной прическе; аромат духов едва уловим. Честно говоря, темный цвет заметно прибавляет ей возраст, подчеркивая трагические круги вокруг глаз.
Игорь в джемпере и свободных брюках, вальяжный и беспечный на вид. Федор с непроницаемым лицом, как в маске, и в одном из своих строгих костюмов. Мне кажется, что кроме как в костюме и с обнаженным торсом, больше ни в каком виде он передо мной еще не появлялся.
— Папа заявил, что он лютеранин, — опережая мой вопрос, сказала хозяйка.
Подъезжаем к незнакомому мне храму на окраине. Надеваю платок — так принято. Заходим внутрь почти как две пары. Эрика висит на Игоре, как обычно. Федор явно держит дистанцию со мной, но далеко не отходит. В церкви он, правда, смотрится диковато в своей стойке готового на все Терминатора. Наверняка у него и пистолет с собой — вон как локти разведены. А вот я в скромном платочке здесь белой вороной не выгляжу.
Мы слегка опоздали к началу. Замечательно поет мужской хор. Храм довольно большой, народу много, священников несколько. Пока один ведет службу, двое исповедуют.
Выбираю священника постарше, с добрыми глазами, к которому очередь подлиннее. У меня не совсем исповедь. Я просто гружу батюшку своими обстоятельствами — мне, по большому счету, посоветоваться особо не с кем или нельзя. На душе тяжело. А здесь можно доверить тайное. Говорю:
— Родила дочку без венчания, рассталась с ее отцом. Теперь люблю другого, чужого мужа, чтобы родить ему ребенка и уйти.
Стараюсь быть честной. Спрашивает — поясняю. Думаю, ругать будет. Переживаю и содрогаюсь заранее. Наконец, он говорит:
— Ты детей любишь?
— Да.
— А мужа?
Я беспокоюсь, что священник меня недопонял или все пропустил мимо ушей — нет у меня мужа сейчас, и по церковным правилам никогда не было.
— Дети — это хорошо. Кто тебя и твоих детей любит, того и ты люби. Никого не обижай, не завидуй, а только молись. Проси — и обрящешь. Все в Его воле.
