— Завтра у тебя выходной — я договорился с Фатимой, она тебя подменит. Делай, что хочешь. Или ничего не делай. Если нужно в город — через Федора. Лексус простаивает.
— Спасибо. Нет, не нужно.
Гладит меня. По руке, по плечу. По-братски.
Мне кажется, я слышу, как идет время. Или как по дорожке мимо дома беспокойно ходит Эрика, ожидая, когда же ей вернут мужа. Собираюсь с духом и выдаю:
— Я надеюсь, все получилось. И понимаю, что тебе пора. Иди. Плакать не буду. Все хорошо.
— Она спит, — вдруг говорит он, — и до утра точно не проснется. Даже не заметит, когда приду.
Его это явно сильно задевает.
— Могу и себе завтра устроить выходной, чтобы как следует выспаться.
Я замираю от радости, но тут же понимаю, что это лишь оттянет расставание, примерно как в старой истории «жалостливые» хозяева обрезали собачке хвост не сразу, а по чуть-чуть.
— Что ты, как это — выходной? Только представь: придет тетя Маша со шваброй, а тебя нет!
Шучу, радуясь, что в темноте не видно, что глаза мои все же опять на мокром месте. Лежит. Устал, конечно. Тогда я укрываю его одеялом, глажу по голове и предлагаю самым естественным, надеюсь, тоном:
— Давай спать! Тебе утром на работу.
Благодарно утыкается мне в грудь. Кажется, я вижу в темноте его довольную улыбку. А через короткое время слышу — засопел. Спит. У меня же сна – ни в одном глазу. Чувствую прилив нежности и едва останавливаю себя, чтобы не целовать любимого человека. Отдыхай, я тебя не потревожу.
Заснула только утром и, надо же — проспала момент, когда Игорь выскользнул из постели и из дома. Сбежал. Ложусь лицом вниз на то место, где он лежал. Кажется, постель еще теплая.
До обеда убираю в домике следы нашего свидания. Или как без упоминания анатомии и физиологии можно назвать то, что у нас с Игорем было. Вспоминаю, где, что и как. Меняю воду у огромного букета желтых роз в хрустальной вазе, переношу его из угла на стол. На тот самый стол к окну...
Правильно говорила мама, что желтые цветы — к разлуке. Вдыхаю аромат разлуки, касаюсь ее лицом. Плакать нельзя. Во мне сейчас создается чудо — ребенок, и вокруг него все должно быть хорошо, радостно. Я почему-то уверена, что все удалось. О том, что будет потом, даже не думаю — сначала ребеночка надо выносить и родить.
«Не желай жены ближнего своего», — так, кажется, написано в Библии. В моем случае — нельзя желать чужого мужа, а я очень даже его желаю, Игоря просто нельзя не желать. Но отбивать точно не буду. Мне придется как-то с этим жить. Смотрю последние фотографии Ксюши, пытаясь успокоиться. Жую пирожок, больше ничего не хочется, и иду в большой дом — слишком уж здесь одиноко.
Помогаю дедушке в его комнате и Фатиме на кухне, спрашиваю у нее, обедала ли хозяйка. Нет, — отвечает, пока не спускалась. Немного походя слышу шаги Эрики на лестнице.
Подхожу, здороваюсь, протягиваю руку, как обычно. А она смотрит напряженно, дышит часто и явно раздумывает, принять ли мою руку в качестве помощи. Переживает. Очень ее понимаю: отдавала мужа максимум на пару часов ребеночка по-быстрому сделать, а он на всю ночь остался. Наверняка уже разузнала. Или все же сама проснулась, когда он пришел.
Тут у нее вовремя звонит телефон — подходящий предлог проигнорировать меня. Отворачивается, облокотясь на перила, слушает. Вижу приятное волнение на ее лице — конечно же, это звонит Игорь, до меня доносятся отголоски его баритона. Она радостно соглашается на что-то и поднимается назад к себе.
Через пару часов, когда я выгуливаю Карла Фридриховича на коляске в конце участка, вижу — приезжает Денисов. Входит в дом, а спустя недолгое время выходит в особенно элегантном костюме вместе с Эрикой, разодетой в пух и прах. Буквально — если мне не изменяет зрение. На ней невероятный наряд цвета «пепел розы» с отделкой перьями. И с открытой спиной до самого копчика. Представляю, за какое место ее поддерживает муж.
Вроде бы на ней смотрится хорошо, примерно как на танцовщице бальных танцев. Но я бы такое точно не надела. Уезжают с водителем на сияющем Лексусе.
Дедушка Карл тоже это видел и с отцовской гордостью мне говорит:
— Красивая у меня дочка, правда?
— Да, — вздыхаю я, — очень.
Я подхожу к переду коляски поправить ему плед.
— Как фарфоровая статуэтка, — продолжает старик, — вся в мать.
Какой он сегодня разговорчивый! Смотрит мне в лицо, потом опускает взгляд ниже и останавливает на животе:
— Я знаю, что эмбрион уже в тебе. Дочка с мужем отмечать поехали.
Сглатываю слюну. Еще и я не до конца уверена, а тут... Но ничего себе здесь соблюдают тайну! Уже и дедушка в курсе. Мне перед ним даже как-то неловко. А Карл продолжает:
— Надеюсь, если будет девочка, то она пойдет внешностью в Эрику.
Замираю, с тревогой глядя на него. Что это? Ему сказали половину правды? Прежнюю версию? Или это вообще старческий маразм?
— У меня была сиделка, Нина. Почти год работа ее устраивала. Но когда она узнала, что Эрика не может забеременеть, ты не поверишь, что она мне предложила! — он хихикает.
Глава 22
Я отхожу за спинку коляски, чтобы не обидеть старика выражением своего лица, — не умею особо притворяться, дипломат из меня слабенький, а о чем именно он сейчас будет рассказывать, не могу себе представить. Надеюсь, все же не про интимный массаж.
Карл хихикает, а потом выдает:
— Она сказала, что берется завести меня настолько, что забеременеет от меня, что родит мне наследника, оставив Денисова не у дел! Похоже, у нее зуб на него был.
Старик смеется, всплескивая руками и откинувшись назад от избытка эмоций, потом закашливается и снова смеется. Плед частично сваливается с него на траву, я наклоняюсь поднять и замечаю, что слова Нины были сказаны не на пустом месте.
Дедушка неплохо сохранился — реагирует причинным местом на приятные воспоминания! Наверняка Нина начала показывать свое искусство в действии. А Фатиме или Федору сказала прямо противоположное. Честно говоря, сегодняшняя версия кажется мне более правдоподобной. Карл Фридрихович всегда вел себя очень достойно, по крайней мере при мне. А в день нашего знакомства был даже, я бы сказала, насторожен или озадачен.
«Зуб» же у Нины на Игоря мог появиться очень просто — она положила на него глаз, а он проигнорировал.
Да, ситуация! И получается, что случилось это в тот самый день, когда Денисовы примчались в женскую консультацию. То есть Эрика почувствовала в Нине реальную конкурентку. Представляю себе выражение лица Денисовой! Всю жизнь быть единственным ребенком, избалованной маленькой девочкой, принцессой и наследницей заводов-пароходов, и вдруг...
Да, побежишь тут. И мужа на себе потащишь, от греха подальше. А ведь со стариками такие случаи известны, не часто, но случаются: последняя любовь, бес в ребро, неравный брак и так далее. Книжку-то, "Тысяча и одна ночь", неспроста сиделка Карлу читала. Получается, Нина вполне еще детородного возраста; может, и внешне привлекательна, но главное — без комплексов.
