Зеленые змеиные глаза оборотня глядели вслед чайке со злобой, но и с явным интересом. Опустив руки вдоль тела, чудовище стояло неподвижно, и только его кисти судорожно сжимались и разжимались, как будто оно стремилось избавиться от излишнего нервного напряжения, вызванного яростью и разочарованием.
Откуда-то с запада, где чернело неподвижное "чертово колесо", донеслось хлопанье крыльев, и Томми увидел небольшую стаю из восьми морских чаек.
Демон повернулся к ним.
Чайки принялись одна за другой пикировать вниз, выравнивая полет в нескольких футах над землей. Вслед за первой они понеслись прямо на тварь. Не долетая до нее нескольких ярдов, чайки разделились на две группы и, обогнув неподвижное существо сразу с двух сторон, исчезли на востоке. Ни одна из чаек не крикнула, и весь маневр был проделан совершенно бесшумно, если не считать резкого хлопанья крыльев и свиста рассекаемого воздуха.
Чудовище, заинтригованное еще больше, повернулось, чтобы поглядеть им вслед.
Неожиданно человек-оборотень сделал один неуверенный шаг, другой.., и остановился.
Белый дождь падал на землю в зыбком свете матовых фонарей.
Демон сделал еще один шаг на восток и опять остановился, нерешительно переминаясь с ноги на ногу.
У близких причалов поскрипывали, покачиваясь на приливной волне, лодки, негромко позвякивали звенья причальной цепи.
Тварь снова повернулась к карусели.
С запада донесся странный шум. Он заглушал даже дождь и был совсем другим.
Тварь повернулась к "чертову колесу" и, запрокинув голову, стала всматриваться в бездонное черное небо. Она даже подняла свои толстые руки и стала водить ими из стороны в сторону, не то отыскивая источник звуков, не то готовясь отразить нападение.
Из густой темноты над заливом снова показались птицы. Их было много, не восемь, не десять, а гораздо больше - две, три сотни. Среди них были не только чайки, но и голуби, воробьи, дрозды, вороны, ястребы и даже крупные голубые цапли, поражающие своими размерами, словно какие-нибудь доисторические ящеры. Отчаянно работая крыльями, птицы летели вперед, широко раскрыв клювы, но ни одна из них не кричала;, все так же молча этот могучий поток клювов, перьев, сверкающих бусинных глазок перевалил через обод колеса обозрения и понесся вдоль дороги, разделившись на два рукава, чтобы обогнуть замершего в нерешительности демона. Позади него птицы снова смыкали ряды, чтобы все так же бесшумно и молчаливо исчезнуть в ночной темноте между лавками и салонами, но их место тут же занимали новые и новые армады пернатых - новые сотни и тысячи, спешащие промчаться тем же маршрутом, чтобы исчезнуть в темноте на востоке. Казалось, небо будет вечно извергать эти бесчисленные птичьи стаи, хотя воздух уже наполнился свистом рассекаемого воздуха и таким громким хлопаньем крыльев, эхом отражавшимся от всех твердых поверхностей, что его можно было сравнить разве что с грохотом несущегося на всех парах товарного поезда или с землетрясением средней силы.
Томми на карусели физически ощущал каждое движение бесчисленных крыльев и чувствовал на своем лице порывы поднятого ими ветра, но не смел отвести восхищенного взгляда от этой невероятной картины. Барабанные перепонки начали вибрировать в такт этому грозному ритму, так что постепенно ему начало казаться, будто все эти крылья поднимаются и опускаются не где-нибудь, а прямо у него в голове. Влажный морской воздух наполнился характерным запахом птичьего помета и мокрых перьев.
Потом он вспомнил слова Дел, сказанные ею некоторое время назад. "В мире полным-полно престранных вещей. Ты не смотришь передачи о НЛО? Называются "Икс-досье". Разумеется, это ничего не объясняло, и Томми продолжал недоумевать, что может означать этот потрясающий птичий спектакль, но у него имелось очень сильное подозрение, что Дел все прекрасно понимает. То, что оставалось для Томми тайной за семью печатями, для нее было простым и ясным, как стекло. Оказавшись в самой гуще безмолвного потока, тварь отвернулась от колеса обозрения и неотрывно смотрела вслед исчезающим во мраке птичьим легионам. Она явно колебалась. Покачнувшись, тварь сделала крохотный шажок в том направлении. Замерла. Сделала еще один шаг. В конце концов тварь не выдержала и бросилась бегом за птицами, словно их появление было знаком свыше, который она не смела игнорировать. Птицы звали ее с собой в ночь, манили ударами миллионов крошечных сердец, направляли ее бег беспорядочными взмахами крыльев и подталкивали сзади сотнями разинутых маленьких клювов. Изорванный плащ на плечах твари бился и трепетал словно огромные истрепанные крылья, но она - хоть и влекомая на восток миллионами птиц и мириадами их теней - оставалась прикованной к земле и вскоре пропала из виду, но живой поток, который несся над прибрежной улицей и исчезал на востоке между постройками, все продолжал низвергаться с небес на западе, словно из какой-то невидимой дыры в облаках. Прошло минуты полторы, прежде чем он начал редеть и наконец иссяк. Мимо карусели пронеслась стайка дроздов, две чайки и одинокая голубая цапля. Томми следил за ними как завороженный. На его глазах летящие по прямой дрозды неожиданно сбились с маршрута и с криками, словно ссорясь друг с другом, взмыли над террасой летнего кафе. Покружившись там, они растерянно опустились на дорожку и замерли на мокром асфальте, явно не зная, что им делать дальше.
Рядом с ними плюхнулись на дорожку две чайки. Сделав по два крошечных шага вперед, они словно споткнулись и присели, растерянно и жалобно крича. Не прошло и секунды, как они снова вскочили и принялись бегать по кругу, смешно кивая головами. Судя по всему, они понимали, что здесь происходит, ничуть не больше Томми.
Голенастая, растрепанная голубая цапля, приземлившаяся на террасу летнего кафе, несомненно, была когда-то довольно грациозной птицей, даже несмотря на свои гигантские размеры, но только не в эти мгновения. Шатаясь как пьяная, она бестолково забегала между пальмами, то и дело сгибая и складывая свою длинную шею, словно была не в силах удержать потяжелевшую голову. Время от времени она налетала на столы и являла собой жалкое зрелище. Но прошло совсем немного времени, и дрозды перестали растерянно топорщить перья и удивленно раскрывать клювы. Поднявшись с асфальта - или, вернее, из лужи, в которую они опустились, - дрозды энергично встряхнулись и упорхнули.
Чайки тоже пришли в себя. Расправив свои большие белые крылья, они легко взмыли в небо и затерялись в темноте над заливом.
Последней оправилась цапля. Когда ощущение равновесия снова вернулось к ней, она вспрыгнула на один из столиков летнего кафе и ненадолго застыла там, подтянув одну ногу к телу и вертя головой на длинной шее с таким видом, словно она недоумевала, каким ветром занесло ее в это странное место. В конце концов цапля тоже улетела.
Томми со всхлипом втянул в себя холодный ночной воздух, выдохнул его и сказал:
- Что это было?
- Птицы, - пожала плечами Дел.
- Я знаю, что это были птицы, - это понял бы и слепой! - возмутился Томми. - Но почему они так себя вели?
