Точно так же лидеры пуштунских группировок Гульбеддин и Сайяф стали накапливать вооружение для использования в постсоветский период конфликта. В результате лидеры всех группировок постоянно жаловались, что Соединенные Штаты бросили моджахедов. Лидеры Сопротивления постоянно ссылались на катастрофу в Оджри как на «доказательство» американо-советского сговора, имеющего своей целью лишить пуштунов средств борьбы за Кабул. В последние месяцы войны у меня были встречи с лидерами «Пешаварской семерки». Тема всегда была одна и та же — у нас кончились запасы, и вы поставили нас в очень шаткое положение. Во время одной из таких особенно острых встреч я решил рискнуть. Сайяф выступил с очень жаркой речью, жалуясь, что его командиры на территории Афганистана располагают только тем, что они захватят у противника, поскольку мы полностью прекратили снабжать их. Когда он закончил, я обратился к «Пешаварской семерке» через переводчика Бачу.
— Вы все говорите о нехватке боеприпасов. Особенно часто я слышу от профессора Сайяфа, что его склады пусты. Я не понимаю, как такое может быть, когда не далее как вчера мы фотографировали со спутников его склады в Алихейле и Жаваре и убедились, что они полны.
Сайяф, который почти всегда говорил через переводчика, сразу уловил смысл сказанного мною и быстро ответил по-английски:
— У меня менее 900 тонн в Жаваре и примерно столько же в Алихейле, — с вызовом сказал он. Но результат был обратным тому, на что он рассчитывал.
И тут вмешался Моджаддеди.
— Но это две тысячи тонн. Профессор Сайяф говорит, что у него нет боеприпасов, но у него их только в Жаваре и Алихейле две тысячи тонн!
Другие лидеры заволновались, и Сайяф быстро замолчал. Это был не первый и не последний раз, когда беспристрастный глаз КН-11 вмешивался для разрешения спора. Тот факт, что на самом деле фотосъемка бункеров Сайяфа в провинции Пактия не производилась, не имел значения — остальные шесть членов «Семерки» в это верили.
Соединенные Штаты и Советский Союз при соблюдении согласованного графика вывода советских войск продолжали поставлять своим клиентам оружие вплоть до весны 1989 года. По оценке ЦРУ, в стране было достаточно боеприпасов для завершения работы по свержению режима Наджибуллы, и никакого дефицита не должно возникнуть. Требования дополнительных поставок боеприпасов воспринимались как заявка на послевоенный период, когда афганцы начнут выяснять между собой, кто будет «старшим на насесте». У США не было особого интереса втягиваться в эту борьбу.
С наступлением нового года Кабул был окружен тем, что пакистанцы называли «стальным кольцом». Каждая из группировок моджахедов имела свои передовые отряды, которые вели наблюдение за Кабулом с близлежащих гор. Было ясно, что все готово к штурму столицы, как только последний советский солдат перейдет «мост Дружбы». За последние месяцы численность иностранного дипкорпуса в Кабуле упала почти до нуля, и к моменту окончания периода вывода советских войск — 15 февраля 1989 года — все было готово к началу нового этапа войны.
14
Исламабад. 15 февраля 1989 года, 7:00
В этот день я был в своем офисе с 6:30 утра, ожидая поступления докладов о последнем дне советской оккупации Афганистана. Я стоял перед висевшей на стене картой, на которой уже в который раз проверял положение зеленых и красных булавок, отмечавших дислокацию советских гарнизонов в Афганистане: красных — для еще находящихся в стране и зеленых — для уже выведенных. Вся территория Афганистана была утыкана зелеными булавками. Немного красных оставалось только в районе Кабула и Мазари-Шарифа, вдоль главного маршрута вывода войск на север, через тоннель Саланг и по равнинам Шомали и Мазари-Шарифа. Сегодня все заканчивалось. Борис Громов пешком уйдет из Афганистана, подводя итог этой бессмысленной войне, продолжавшейся 3331 день.
Я получил информацию о том, что Громов на самом деле последние два дня находился в Узбекистане и что он должен прилететь в какую-то точку маршрута по дороге от Мазари к «мосту Дружбы» и присоединиться к последней колонне 40-й армии. Маленький генерал все сам тщательно срежиссировал.
Я ждал поступления докладов.
Термез, Узбекистан. 15 февраля 1989 года
Генерал Громов хотел, чтобы все было сделано так, как надо. Представителей иностранной прессы привезли на автобусах из Термеза в специальный пресс-центр с крытым павильоном, открывавшим вид на «мост Дружбы». Прежде чем пресса успела сообразить, что происходит, какие-то люди поспешно перенесли через мост покрытое одеялом безжизненное тело погибшего накануне русского солдата, последней жертвы войны. Телекамеры нескольких десятков телекомпаний сфокусировались на середине моста, где остановился одинокий танк. Спрыгнувший с брони генерал Громов ловко одернул полевую форму и четко прошел последние сто ярдов, отделявших его от советского берега Амударьи. Он уже почти достиг конца моста, когда его сын Максим, нескладный 14-летний подросток, крепко обнял отца и вручил ему букет красных гвоздик. Последние 50 ярдов отец и сын шли из Афганистана вместе.
В тот момент Громов стал советским «героем Афганистана». Я никогда не понимал, почему.
За почти 10 лет войны Советский Союз признал потери около 15 тысяч убитыми и несколько сотен тысяч ранеными или потерявшими здоровье в результате болезней. Блестяще организованный генералом Громовым выход из Афганистана вскоре превратится для Советского Союза в катастрофу, но он сам останется героем афганской войны. Советская авантюра закончилась так же, как началась: фантазиями и иллюзиями.
Исламабад. 15 февраля 1989 года
Начальник службы связи вошел в мой кабинет и доложил: «Он вышел».
Я кивнул головой и сказал: «Отправляй».
Так мы отправили в Лэнгли телеграмму «вне очереди», которая состояла всего из двух слов, покрывавших весь лист.
ИСЛАМАБАД 222487
ДИРЕКТОРУ, НЕМЕДЛЕННО
WNINTEL
ТЕМА: СОВЕТСКАЯ ОККУПАЦИЯ АФГАНИСТАНА
В ту же ночь я закончил один ритуал. Мой офис находился на расстоянии примерно трех четвертей мили по прямой от советского посольства. С момента прибытия в Пакистан летом 1986 года я на протяжении почти трех лет круглые сутки держал на подоконнике зажженную настольную лампу. До меня из разных источников доходила информация о том, что резидент КГБ, работавший в похожем на крепость советском посольстве, находившемся от меня на расстоянии ружейного выстрела, часто высказывался, что мой офис работал круглосуточно в любое время дня и ночи. Однажды работник КГБ даже прямо сказал мне, что он заметил, как я работаю по ночам, поскольку у меня в кабинете постоянно горит свет.
Вечером 15 февраля 1989 года, как только солнце зашло за горы Маргалла, я выключил свет в своем кабинете, в том числе и настольную лампу, горевшую на протяжении трех лет.
