— Трудно сказать, — ответил Вебер.
Восточный Берлин. 9 ноября 1989 года
Дэвид Ролф был еще на работе, когда услышал, как представитель восточногерманского правительства сделал по радио заявление, которое застало его — как, впрочем, и всю ГДР — врасплох. Это сделанное мимоходом заявление помогло разрушить советскую империю в Восточной Европе.
На протяжении последних недель акции протеста на улицах городов Восточной Германии нарастали, и новый лидер Эгон Кренц понимал, что старая, проверенная временем тактика уже не могла остановить это движение. Массовый исход граждан ГДР через Венгрию и Чехословакию удалось остановить только новыми драконовскими мерами по ограничению зарубежных поездок. Теперь восточные немцы не только не могли ездить на Запад, но для них оказалась закрыта и большая часть Восточной Европы. Это вызвало возмущение. В период 30 октября — 4 ноября, согласно объективным подсчетам МГБ, около 1,4 миллиона человек приняло участие в 210 демонстрациях по всей стране.
По мере того как ширились ряды демонстрантов, возрастали и их требования. Теперь помимо свободы путешествий они требовали и свободы у себя дома. Они хотели свободных выборов и официального признания растущих оппозиционных групп.
Кренц обещал смягчить ограничения на зарубежные поездки, но партийные и государственные чиновники опасались, что результатом будет массовый исход населения, который создаст угрозу дальнейшему существованию ГДР. 1 ноября Кренц обсуждал эту ситуацию с Горбачёвым. Ему, как и до него Хонеккеру, было сказано, что Москва не собирается оказывать экономическую или военную поддержку для удержания режима на плаву.
Принятые Кренцем полумеры для облегчения зарубежных поездок только еще больше подогрели демонстрантов. У него не оставалось места для маневра. В начале ноября в условиях жесткого политического давления Политбюро попыталось утвердить новые правила зарубежных поездок. Эти новые правила должны были ослабить давление на режим, но они явно не ставили своей целью обеспечение неограниченных возможностей зарубежных поездок граждан ГДР.
Именно в этот момент возникла путаница, сыгравшая впоследствии ключевую роль. Кренц попросил члена Политбюро Гюнтера Шабовски, выступавшего в качестве официального представителя партии, объявить о новых правилах. Это был неудачный выбор. Шабовски был плохо информирован о сути новых правил и даже не прочитал внимательно текст правительственных предложений, прежде чем выступить перед прессой в 7 часов вечера 9 ноября.
Выступая в режиме импровизации, он все чрезвычайно упростил. По смыслу его высказываний получалось, что теперь правительство Восточной Германии фактически без каких-либо ограничений разрешало своим гражданам прямой выезд в ФРГ как для частных поездок, так и на постоянное жительство, что раньше допускалось только через третьи страны. Чиновники ГДР должны были без задержек давать разрешение на такие поездки.
Изумленные репортеры спросили Шабовски, когда эти правила войдут в силу, и он ответил: «Немедленно».
Пресс-конференция транслировалась в реальном времени по радио и телевидению, и, хотя Шабовски грубо исказил намерения режима, его слова фактически в одночасье изменили политику. У всех, кто слушал Шабовски, сложилось впечатление, что Восточная Германия решила открыть пограничные переходы в Берлинской стене и выпустить своих граждан, покончив с четырьмя десятилетиями национальной изоляции.
Пресс-конференция привела в смятение пограничную охрану на Берлинской стене. Некоторые восточные немцы, оказавшиеся поблизости от стены, решили немедленно проверить заявление Шабовски о новых правилах. Пограничники, слышавшие выступление Шабовски и не имевшие других инструкций, решили выпустить их в Западный Берлин. Западногерманское телевидение, передачи которого принимались в ГДР, сообщило, что людей пропускают через стену, и вскоре через вновь открытые пропускные пункты тысячи жителей Восточного Берлина хлынули на Запад.
Ролф был удивлен не меньше других, кто слышал пресс-конференцию. Он с семьей вышел на улицу как турист и свидетель истории. В тот же вечер он направил телеграмму в Лэнгли с подтверждением сообщений прессы о том, что пограничные переходы в Берлинской стене открылись и жителям Восточного Берлина действительно разрешают проход на Запад. Несмотря на историческое значение первого документа ЦРУ, в котором сообщалось о падении Берлинской стены, это была обычная деловая телеграмма.
В ней, естественно, не было никакой секретной информации. В то время у ЦРУ просто не было хороших агентов в правительстве Восточной Германии, к которым Ролф мог бы обратиться за разъяснениями по поводу внезапного крушения немецкой дисциплины. Контрразведка ГДР работала хорошо, и ЦРУ практически не имело доступа к политической иерархии.
В результате Вашингтон получал информацию о быстро развивавшихся событиях в ГДР не от ЦРУ, а от Си-эн-эн. Кадры падения Берлинской стены стали началом негласного соревнования Си-эн-эн и ЦРУ на завершающем этапе холодной войны. Когда в период 1989–1991 годов события исторического значения случались каждый день, Дэвид Ролф и другие полевые работники ЦРУ, сначала в Восточной Европе, а потом и в СССР, чувствовали постоянное давление — нужна была актуальная информация, чтобы не отстать от событий. Штаб-квартира постоянно напоминала работникам, чтобы они не гнались за новостями и сосредоточивали свое внимание на сборе секретной информации, которую президент США не мог получить из других источников. Но разведчикам было трудно оставаться в стороне от происходивших вокруг исторических событий.
К тому же о добыче секретов, которые могли помочь президенту США лучше понять развивающуюся историю, было легко говорить, но не так легко осуществить это на практике. Даже при наличии хорошей агентуры очень сложно вскрыть тайную, закулисную сторону быстро развивающихся событий. В реальности же у ЦРУ не было агентов с доступом в высокие политические сферы, которые могли бы давать важную политическую информацию. Как же в этих условиях работники ЦРУ должны были удовлетворять информационные аппетиты политиков, требовавших непрерывной информации? Посоветовать им включить Си-эн-эн и надеяться на лучшее? Именно в такой нелепой ситуации оказалось ЦРУ в Восточном Берлине в ноябре 1989 года.
Варшава. 9 ноября 1989 года, 22:30
Германский канцлер Гельмут Коль, находившийся с пятидневным визитом в Варшаве, был, как и все, застигнут врасплох ошеломляющим заявлением Шабовски и новостью о том, что новые восточногерманские правила поездок за рубеж вступают в силу немедленно. Во время коктейля в бывшем дворце графа Радзивилла в Варшаве Коль оживленно говорил с его польскими хозяевами, включая Леха Валенсу, но мыслями оставался в Берлине и держал ухо востро в ожидании очередного судьбоносного объявления.
Когда наконец это извещение пришло, это было почти катарсисом. Помощник прошептал ему на ухо: «Стена открыта!» Позже в тот же вечер в отеле «Марриотт» германский канцлер заявил собравшимся журналистам: «Теперь мировая история будет переписана».
В тот вечер в своем номере Гельмут Коль, как и весь остальной мир, обратился к единственному действующему источнику информации, освещавшему наиболее важный исторической момент второй половины века, — к Си-эн-эн.
