Я абсолютно ошибался.
Спустя две недели один из контактировавших с ним работников ЦРУ зашел проведать его и обнаружил тело молодого советского перебежчика из КГБ под кроватью рядом с пустой бутылкой из-под «бурбона». Мы подняли тревогу — еще бы, перебежчик, предупредивший нас о том, что в ЦРУ есть советский агент, был обнаружен мертвым. Мы решили сделать вскрытие, чтобы убедиться, что Папушин не был убит.
Результаты вскрытия были однозначны — он умер от алкогольного отравления. В этом был виноват только он сам. Тело Папушина было отправлено в Москву для похорон. Один старый друг из КГБ, присутствовавший на церемонии прощания, рассказал, что лицо Папушина было настолько опухшим, что он был почти неузнаваем. Его можно было узнать только по старому шраму на руке.
8
Тайсон Корнер, Виргиния. 12 апреля 1991 года
Возвращение Олдрича Эймса в штаб-квартиру ЦРУ летом 1989 года, после трехлетнего пребывания в Риме, было каким-то неопределенным. Его командировка прошла совсем не гладко. В семье Эймса ожидалось появление первенца, и это драматически изменило его отношения с Розарио, требовательной женой-колумбийкой. На службе он тем временем плыл по течению. Переходил с одного места на другое и уже задавался вопросом, не было ли связано зависание его карьеры с тем, что его заподозрили в шпионаже.
Но проблема оказалась не в этом. Причина, не дававшая ему хода, была более прозаической. Эймс приобрел репутацию неглупого, но безынициативного работника, типичного середняка из тех, кто заканчивает свою карьеру на уровне Джи-Эс-14. Он неплохо владел пером и был тонким аналитиком советской разведки, но многие в ЦРУ считали его ленивым и наглым, а это представляло собой «ядовитое» сочетание. Он принадлежал к тем, кого не увольняют, но обходят стороной.
По возвращении из Рима Эймс был направлен в «родной» советский отдел, но место он получил неважное — в западноевропейской секции. В декабре, через месяц после падения Берлинской стены, его перевели в группу по Чехословакии, но он тут же ушел в отпуск и уехал в Колумбию, а в Праге между тем шла «бархатная революция».
Возвратившись из отпуска в январе, он извинился перед нашим резидентом в Праге Дэвидом Мэннерсом за свое отсутствие на работе как раз в то время, когда Вацлав Гавел и другие диссиденты пришли к власти. Он, конечно, не сказал Мэннерсу, что во время рождественского отпуска встречался в Боготе с посланцем КГБ. Эймс проработал на чехословацком направлении лето 1990 года, но в октябре был переведен из советского отдела в аналитическое подразделение Контрразведывательного центра.
Одним из моментов вносивших напряженность в его жизнь, была предстоящая проверка на полиграфе, которую он должен был пройти после возвращения из Рима. Последний раз он проходил полиграф в 1986 году, через год после того, как начал работать на КГБ (работники ЦРУ каждые пять лет должны были проходить такую проверку). Ему удалось на несколько месяцев оттянуть проверку, но к апрелю 1991 года это уже стало невозможно. Готовясь к проверке, которая была назначена на 12 апреля, он знал, что ему многое нужно было скрыть, и ломал голову над тем, как обмануть полиграф.
Как опытный оперативный работник, не раз проверявший на полиграфе других, Эймс хорошо знал его возможности и ограничения. Он бывал по ту сторону проверки и знал, на что обращает внимание оператор полиграфа. Он также был в курсе, что результаты проверки очень часто отражают ожидания специалиста по технике. Значит, его способность пройти испытание будет зависеть от того, сумеет ли он установить хорошее взаимопонимание с оператором.
Проверка шла успешно, пока Эймс не споткнулся в вопросе о деньгах. Когда оператор вернулся к этому вопросу, Эймс понял, что тут у него проблема. Он начал говорить о своих карьерных планах в ЦРУ. «Мы достаточно подробно обсуждали формирующиеся у меня планы заняться экспортно-импортной деятельностью с друзьями в Нью-Йорке и Колумбии, — вспоминал он позже. — Это были только планы, и они так и остались планами, но эта продолжительная дискуссия потребовалась для того, чтобы убедить оператора, что я пока не нарушил и не собирался нарушать требований относительно коммерческой деятельности в период, предшествующий выходу в отставку». Этот тонкий отвлекающий маневр позволил ему успешно пройти испытание.
Оператор предложил сделать перерыв и продолжить проверку утром следующего дня. Эймс был встревожен, но он уже достаточно хорошо изучил поведение экзаменатора, методы его работы и пришел к выводу, что в поведении оператора не было признаков того, что тот пытался скрыть возникшие подозрения.
На следующий день проверка продолжилась, и Эймс добавил новые мысли к своим рассуждениям о будущей карьере в бизнесе. Проверка завершилась благополучно.
Он почувствовал огромное облегчение, которое удивило даже его самого. Он даже не представлял, что может так владеть своими чувствами, как владел своим рассудком.
Парк Кэнтербери, Спрингфилд, Виргиния. 15 апреля 1991 года
Через три дня после того как Эймс «сыграл матч» с полиграфом в Центре на Тайсон Корнер, в нескольких милях оттуда Роберт Хансен с трудом протискивался в узкое место, чтобы провести тайниковую операцию с КГБ. Тайник «Дорис» был расположен под пешеходным мостиком в парке Кэнтербери. Там Хансен оставил компьютерную дискету — 22-ю по счету, переданную им КГБ с 1985 года, — с секретной информацией. В документах были подробности вербовочной операции, которые его просили сообщить.
КГБ тоже оставил в тайнике «Дорис» свой пакет для Хансена, в котором было 10 тысяч долларов, а также записка с русскими сентиментальностями.
Дорогой друг!
Время летит. Как сказал поэт:
Что наша жизнь —
Одна забота,
Куда ни кинь —
Везде работа.
Вам удалось замедлить течение вашей жизни и найти время для того, чтобы послать нам сообщение. Мы это ценим.
После этого лирического отступления КГБ поставил Хансену конкретные задачи по получению информации. Среди прочего русские хотели знать, как американское разведсообщество собирается реагировать на политические процессы в Советском Союзе. КГБ был обеспокоен тем, что ЦРУ попытается воспользоваться этой ситуацией. И если ему удастся доказать, что ЦРУ активизируется за кулисами политической жизни в СССР, эта информация, наверное, может быть использована против реформаторов в Москве. Может, Горбачёва еще удастся остановить, прежде чем он разрушит то, что осталось от империи.
Лэнгли. 15 мая 1991 года
Ричард Керр был очень уравновешенным работником, и было приятно, что такой человек, как он, может вырасти от простого аналитика до заместителя директора ЦРУ. За многие годы я довольно хорошо узнал Керра, пока он занимал многие важные посты в аналитических и административных подразделениях, прежде чем занять второй по значению пост в ЦРУ. Я всегда считал, что его стоило внимательно слушать, даже когда то, что он говорил, было облечено в слегка юмористическую форму. Однажды в разговоре с премьер-министром Пакистана Беназир Бхутто в Исламабаде он завершил свое описание конкретного аспекта обстановки в Афганистане таким образом: «Если это похоже на утку, ходит, как утка, и крякает, как утка, то ЦРУ, вероятно, назовет это уткой». Бхутто, получившая образование в Радклиффе
[70], поняла смысл высказывания Керра, но делавшие запись беседы пакистанцы были поставлены в тупик.
