— Слышал, что у вас появилось живое дело, — сказал я.
— Да-а. Надеюсь, — ответил он, избегая моего взгляда.
— Расскажите мне об этом, — попросил я.
— Парень из КГБ, с которым я работаю, сказал мне, что он слышал что-то о проникновении в ваш отдел. Он говорит, что завербовали какого-то сотрудника, русского по происхождению.
— Он знает имя? — спросил я, подаваясь вперед, чтобы показать особый интерес.
— Имени нет, — ответил мой собеседник, — но он думает, что имя этого человека начинается на букву «К». Сидевший напротив меня работник все еще избегал смотреть мне в глаза, хотя в остальном внешне нельзя было сказать, что он нервничал.
— Вы думаете, на эту букву начинается его имя или псевдоним? — спросил я.
— Вы знаете, я об этом как-то не подумал, — оживился мой собеседник и начал свой подробный, хотя несколько бессвязный и перегруженный деталями рассказ.
Беда, однако, заключалась в том, что мне раньше уже приходилось слышать его рассказы. ЦРУ пока не удалось поймать его на фабрикации, но он много раз подходил очень близко к этой грани. В одном из прежних случаев мы пытались организовать встречу другого работника с его источником, чтобы проверить его сообщение, но всегда этому что-то мешало, и никто другой с этим источником так и не встретился. И вот теперь, сидя напротив него в звуконепроницаемой комнате, я говорил себе, что не верю ни одному его слову.
Когда он закончил свой длинный и сложный рассказ о проникновении КГБ в советский отдел, я некоторое время сидел молча с выражением, как я надеялся, дружелюбного, может быть, несколько настороженного внимания на лице. Тягостное молчание длилось около полминуты, пока он не начал приводить дополнительные подробности. Появились новые детали, которых не было в первоначальном отчете и в том, что он подготовил по просьбе Редмонда.
Через неделю, возвратившись в Вашингтон, я встретился на «Ферме» с Бэртоном Гербером и его резидентом для приватного разговора об упомянутом разведчике и его сенсационных докладах.
Я четко заявил, что считаю его сообщение вымыслом.
— Ты уже написал об этом? — спросил Гербер, всегда уделявший большое внимание вопросам протокола.
— Да, написал.
— Я пока еще этого не видел, — заметил он с некоторым раздражением в голосе.
— Пока это меморандум для внутреннего пользования, — ответил я. — Пока я его еще не рассылал, но теперь, после нашего разговора, я это сделаю.
— И что теперь? — раздался третий голос в комнате, разряжая обстановку. — Вы говорите, что там ничего нет? Что этот парень просто сидит на тротуаре и все это выдумывает?
Резидент был в изумлении.
— Да, примерно так, — ответил я. — Но мы не можем полагаться просто на мою интуицию. Надо поговорить с этим офицером КГБ.
Гербер предложил использовать бывшего заместителя резидента ЦРУ в Москве, у которого был оперативный псевдоним «Клеттеринг». (ЦРУ проводит важное, но мало кому понятное различие между «псевдонимом» [pseudonim] и «вымышленным именем» [alias]. Оперативный работник получает один псевдоним, как правило, на весь период своей работы в ЦРУ. Этим псевдонимом подписываются телеграммы, под этим псевдонимом он может проходить во внутренней переписке. В то же время работник ЦРУ может использовать множество вымышленных имен для сокрытия своей личности в ходе оперативной работы. Работник ЦРУ не может использовать свой псевдоним в качестве вымышленного имени.) «Клеттеринг» обладал необходимым опытом для того, чтобы в ходе беседы с офицером КГБ понять, что стояло за рассказанной нам историей.
Европейская столица. 1 августа 1991 года
«Клеттеринг» имел ученую степень по России и принадлежал к числу наиболее способных оперативных работников своего поколения в советском отделе. Он был заместителем в Москве у Майка Клайна, а теперь работал в Лэнгли и занимался нашими внутренними операциями; но в данный момент он сидел на веранде приморского ресторана в одной из европейских столиц и вел одну из самых необычных бесед в своей карьере.
На организацию встречи ушло несколько дней, но в конце концов это удалось. Напротив него сидел аккуратный, с изысканными манерами, офицер КГБ — тот самый, на которого ссылался работник резидентуры как на источник сенсационной контрразведывательной информации, так взволновавшей Редмонда, по крайней мере на первых порах.
Клеттеринг подробно пересказал русскому собеседнику информацию о проникновении в советский отдел, которая якобы была получена от него. Русский внимательно и с большим интересом выслушал рассказ.
— Это действительно серьезная проблема, — сказал наконец он. — Но это не имеет отношения ко мне. Это имеет отношение к вашему работнику. Я с ним встречался, но, должен огорчить вас, все, что он вам рассказал, — плод его фантазии. Но очень богатой фантазии!
Работника нашей резидентуры уже перевели в Вашингтон, и, когда он был подвергнут более строгому допросу, от его уверенности и самой истории мало что осталось. Но он все еще пытался выкрутиться, так и не признав, что выдумал всю эту историю. В конце концов он решил, что достаточно прослужил в ЦРУ, и просто подал в отставку. Еще одна глава в поиске правды завершилась, и в ней не оказалось ничего, кроме лжи.
Как и предыдущая тревога, вызванная перебежчиком-пьяницей Сергеем Папушиным, утверждавшим, что он знает о проникновении КГБ в московскую резидентуру ЦРУ, история, придуманная работником нашей европейской резидентуры, была ложной. Это оказалось еще одним тупиком за последние годы на пути поиска разгадки провалов 1985 года. Ничего путного не вышло и из таинственного «мистера Икс», анонимного «добровольца» в Германии, который предупреждал, что безопасность связи ЦРУ была нарушена. Ничего не вышло и из наших попыток проверить эту версию путем легендированных комбинаций по ложной вербовке советских разведчиков, в том числе и проводившейся с моим участием в Найроби. Не было выявлено признаков того, что КГБ читал нашу переписку, поскольку Советы не принимали никаких мер в отношении тех советских офицеров, которых мы «подставляли» в своей шифропереписке. Расследование снова оказалось на нулевой отметке.
9
Москва. 1 августа 1991 года
Ролф все еще с трудом понимал это. Когда в декабре прошлого года он прочел телеграмму с сообщением, что его переводят в Москву, посчитал это шуткой. Руководитель небольшой загранточки в Восточной Германии, Ролф все еще был на уровне Джи-Эс-14, слишком молод для того, чтобы быть кандидатом для самого ответственного назначения в советском отделе. На должность резидента ЦРУ в Москве всегда назначали офицеров из числа членов так называемой старшей разведывательной службы — это был эквивалент генеральского звания.
Но назначение не было шуткой. Ролф сделал правильный вывод из строгого внушения, полученного им от Редмонда, и теперь его вознаграждали за поразительные успехи его берлинской кампании «вербовки в лоб». Выдвижение Ролфа в Москву было частью моих усилий по омоложению советского отдела. Для Ролфа это была мечта, ставшая реальностью.
