Покой горбачёвского отпуска был нарушен около 5 часов вечера 18 августа, когда к нему из Москвы прибыли неожиданные визитеры. Прибывшая делегация включала председателя Военнопромышленной комиссии Олега Бакланова, главнокомандующего сухопутными войсками генерала Валентина Варенникова, аппаратчика ЦК и Политбюро Олега Шенина
[73] и руководителя собственного аппарата Горбачёва Валерия Болдина. Их сопровождал начальник Девятого управления КГБ, отвечавшего за безопасность советских лидеров, Юрий Плеханов.
Неожиданные визитеры сообщили Горбачёву, что являются представителями Чрезвычайного комитета
[74], взявшего власть в стране. К моменту их приезда вся телефонная связь курортного комплекса была отключена, в том числе и линия связи, позволявшая советскому лидеру осуществлять управление ядерными силами страны. Горбачёв оказался отрезанным от внешнего мира.
Вскоре выяснилось, что прибывшая в Форос делегация состояла из второстепенных лиц. Подлинной движущей силой заговора был председатель КГБ Владимир Крючков, которого Горбачёв ошибочно относил к числу своих союзников.
Горбачёв гневно отверг требование делегации поддержать деятельность Чрезвычайного комитета и присоединиться к его усилиям повернуть время вспять. В понедельник рано утром по советскому радио и телевидению было объявлено о создании некоего Чрезвычайного комитета, который, как утверждалось, взял на себя власть в связи с внезапной болезнью Горбачёва. Фактически Горбачёв, его семья и ближайшие помощники оказались изолированными в Форосе, не зная, что их ждет впереди и не разделят ли они судьбу Романовых, казненных на заресоветского эксперимента.
Москва, 19 августа 1991 года, 7:00
В то утро поездка Дэвида Ролфа на работу из своей квартиры на юге Москвы в американское посольство ничем не отличалась от других таких же поездок, которые он совершал в понедельник утром. Проезжая в своем «БМВ» по улицам Москвы, не заметил ничего такого, что могло бы предупредить его о приближении событий, которые уже начали развиваться. Накануне вечером он рано лег спать и утром перед выездом на работу еще не слушал новости. Для него это был обычный знойный августовский день.
Придя в 7 часов утра в офис, он встретил еще одного сотрудника посольства, который сказал ему, что по радио только что объявили о введении какого-то чрезвычайного положения, а также о вводе в Москву войск. Так резидент ЦРУ в Москве узнал о перевороте, который изменил ход XX века. У ЦРУ просто не было источников в Кремле, которые могли бы дать американцам своевременную и подробную информацию о том, когда и где может совершиться переворот. Таким образом, когда Ролф приехал в посольство, он не знал, что переворот со вчерашнего дня уже шел и что Горбачёв с семьей был блокирован и лишен связи с внешним миром.
Ролф действовал быстро и тут же отправил своих работников на московские улицы выяснять обстановку В Вашингтоне была еще глубокая ночь, и он мог ждать примерно до полудня, прежде чем отправить свою первую телеграмму, которая должна была лечь на столы руководителей в Лэнгли к началу рабочего дня. Ролф понимал, что ему опять, как и в Берлине, придется бегать наперегонки с Си-эн-эн. Он фактически уже отставал от средств массовой информации. Накануне, в воскресенье 18 августа, в 11:30 вечера советник президента США по национальной безопасности Брент Скоукрофт узнал из передач Си-эн-эн, что в Москве может произойти переворот.
Когда от выехавших в город работников московской резидентуры ЦРУ стали поступать первые сообщения, выяснилась странная картина. На улицах Москвы не было ни блокпостов, ни КПП, которые как-то ограничивали бы движение по городу. Один работник даже сообщил из аэропорта Шереметьево, что дорога к нему полностью свободна, а сам аэропорт продолжал нормально функционировать. Выяснилось также, что лидеры переворота не позаботились взять под контроль радиостанции и телевизионные студии. Они все еще продолжали сообщать о происходящем. На улицах появились армейские подразделения, главным образом танки и бронетранспортеры, но они не предпринимали никаких действий.
Уже в первые утренние часы у Ролфа возник вопрос: «Что это за странный такой переворот?»
Отправив первые телеграммы, Ролф набрал номер телефона на Лубянке.
— Могу я поговорить с Гавриловым? — спросил он ответившего ему офицера КГБ. Когда в трубке послышался знакомый приятный голос Рэма Красильникова, Ролф не стал терять времени.
— Когда мы можем встретиться? — спросил он своего партнера.
Штаб-квартира ПГУ, Ясенево. 19 августа 1991 года, 9:00
Леонид Шебаршин видел, что теперь все становилось на свои места. Слушая в своем кабинете в ПГУ сообщение о создании нового Чрезвычайного комитета, он испытывал чувство тревоги. В течение лета до него уже доходила кое-какая информация о подготовке какого-то смелого шага, который позволит выправить положение, и он старательно избегал втягивания в этот процесс. Он знал достаточно много, чтобы решить, что большего знать не хочет.
Все началось в июне, когда Ельцин одержал победу на выборах. В тот момент Шебаршину стало ясно, что жребий в отношении Советского Союза брошен. Мысль о происходившем сейчас путче возникла еще до выборов Ельцина, и Шебаршин тогда же узнал об этом. Но он без особого труда принял для себя решение стоять от этого в стороне. И вот теперь, читая заявление Чрезвычайного комитета, он не видел там ни одной свежей идеи, просто какая-то смесь расплывчатых призывов о возвращении к тому, что было раньше. Шебаршин пришел к выводу, что комитет потерпит поражение. И он подозревал, что цена краха будет очень высокой.
Москва. 19 августа 1991 года, 12:00
Когда Ролф выехал с территории посольства, на московских улицах стояли танки Таманской гвардейской дивизии. Он поехал в северном направлении по Садовому кольцу и остановился у площади Маяковского. Подошел к припаркованной неподалеку черной «Волге» и сел в салон на заднее сиденье рядом с седовласым Рэмом Красильниковым. В тот же момент водитель вышел из машины и, оставив их вдвоем, пошел через площадь за сигаретами. В первый день происходящего переворота у ЦРУ и КГБ было о чем поговорить.
Ролф старался расспросить Красильникова, что ему было известно о путче и особенно о роли в нем КГБ.
Красильников защищался, ссылаясь на то, что действия Чрезвычайного комитета были законными и конституционными. Он утверждал, что Горбачёв был болен и не способен действовать. Вскоре должен собраться Верховный Совет, который рассмотрит меры, принятые Чрезвычайным комитетом, и обеспечит их законность. Уклоняясь от раскрытия какой-либо информации об участии КГБ в путче, Красильников в целом одобрил принятые меры. Бросая вызов Чрезвычайному комитету, утверждал Красильников, Ельцин совершает ошибку. Но если Ельцин хочет конфронтации, добавил генерал КГБ тоном, в котором прозвучала угроза, то он ее получит.
