— Предшественник протер его почти до дыр, — произнес из-за открывшейся двери мужской голос.
Подняв голову, я увидел на пороге мужчину среднего роста с брюшком и седеющими на висках русыми волосами, розовощекого, с голубыми глазами, которые ничем не выдавали то, что происходило за ними. Он был без пиджака, рукава рубашки закатаны выше локтей. Завершал костюм аккуратный галстук-бабочка.
— Пол Редмонд, — представился вошедший, и я решил, судя по его выговору, что он из Бостона. — Я руковожу операциями в Советском Союзе. Я действительно имел в виду резиновый наперсток, — добавил он. — Вам тоже придется протирать его, листая телеграммы, поступающие сюда каждое утро.
— А что, всем надо читать все?
— Все читают то, что им попадает в руки. — Редмонд сделал жест в сторону кабинета Гербера, находившегося за стеной. — А он начинает на час раньше нас всех.
Я откинулся на стуле.
— Один из тех, да? А в конце дня бывает какой-нибудь отдых?
— Да, но есть разный выбор, и ковбой из африканского управления может выдержать это испытание. — Редмонд сказал это без тени улыбки, он все еще присматривался ко мне. — Дайте мне знать, если нужна моя помощь в устройстве.
— Как насчет того, чтобы рассказать мне, чем вы занимаетесь в СССР, скажем, через час?
— Никаких проблем, — ответил Редмонд, — наше направление руководит агентурой в Москве.
— Ну и как идут дела?
— Не шибко. Всех почему-то арестовывают. Все разваливается. И не только в Москве. Вы слышали, что ФБР только что арестовало секретаршу из африканского управления, которая работала на ганцев? Боже праведный, сюда проникли ганцы!
Редмонд вышел, прежде чем я успел ему ответить или решить, понравится ли мне этот парень. Наверное, понравится.
7
Выборг. 20 июля 1985 года, 14:50
Олег Гордиевский прикрыл лицо ветками кустов, когда автобус расположенной поблизости воинской части с членами семей военнослужащих проехал в нескольких десятках метров от того места, где он прятался в стороне от узкой дороги. Прошедшие два кошмарных дня он провел в поезде, в автобусе и на грузовике, добираясь из Москвы сюда, в точку, которую его кураторы из СИС подобрали для встречи с ним около Выборга, вблизи советско-финской границы. На какой-то момент страх ареста отступил перед беспощадной атакой москитов, изобиловавших в болотистой местности, где он ждал своего спасения.
Взглянув, наверное, в сотый раз за последние сорок минут на часы, услышал шум автомобильного двигателя. Подняв голову, увидел, что прямо против того места, где он прятался, остановились две автомашины. Из них вышли два человека и стали оглядываться вокруг. Гордиевский воспрянул духом, когда узнал в одном из мужчин работника московской резидентуры СИС, который неделю назад в ходе моментальной встречи в Москве подтвердил, что план его нелегального вывоза за рубеж введен в действие. Много позже Гордиевский узнает, что вторым человеком был Рэймонд Лорд Асквит, правнук легендарного британского премьер-министра, один из подающих надежды специалистов по СССР британской СИС.
Через несколько секунд Гордиевский уже лежал, свернувшись калачиком, в багажнике одной из автомашин, укрытый теплоизоляционным одеялом, в то время как легкое снотворное средство успокаивало его нервы. Рядом с ним была фляжка с холодной водой и пустая бутылка на случай, если ему нужно будет помочиться. Теперь ему оставалось только спокойно ждать успеха или провала. Снотворное начинало действовать, и под приглушенные звуки популярной музыки, доносившиеся из салона автомашины, он начал погружаться в сон. Музыка ему не нравилась, но это была единственная ниточка, связывавшая его с теми, от кого теперь зависела его жизнь.
Советско-финская граница. 20 июля 1985 года, 15:30
Заняв место в багажнике, Гордиевский заметно успокоился. Впервые за последние трое суток перестал ощущать свое подстегиваемое страхом учащенное сердцебиение. В багажнике было очень душно, но он был рад, что избавился от кишевших в болоте москитов. Считал остановки, которые автомашина делала на каждом контрольно-пропускном пункте советской границы, и надеялся, что теплоизоляционное одеяло надежно замаскирует тепло его тела от технических средств КГБ. Когда автомашина сделала пятую и, как он надеялся, последнюю остановку на советской территории, услышал женские голоса и предположил, что машина проходила пост таможенного контроля. Гордиевский задержал дыхание, услышав, как около машины заскулили собаки. Закрытый в багажнике, он не мог знать, что жена одного из английских разведчиков беспрерывно кормила собаку таможенников картофельными чипсами, стараясь держать ее подальше от багажника.
Через пару минут, показавшихся ему вечностью, машина тронулась, и из салона снова донеслись звуки популярной мелодии. Машина набрала скорость, и внезапно популярная музыка сменилась аккордами симфонии Сибелиуса «Финляндия». Это было сигналом, что машина пересекла финскую границу.
Потом КГБ подозревал, что ЦРУ сыграло какую-то роль в нелегальном вывозе Гордиевского, но это была чисто британская операция. Благодаря проведенному Олдричем Эймсом анализу ЦРУ самостоятельно узнало, что Гордиевский работал на англичан. Лондон официально информировал Лэнгли, что тот был английским агентом, только после того как он благополучно пересек советскую границу.
Москва, аэропорт Шереметьево. 24 июля 1985 года, 10:00
Стоя у поста паспортного контроля, Виталий Сергеевич Юрченко старался сдерживать волнение, пока молодой пограничник по другую сторону стеклянной перегородки перелистывал страницы его новенького дипломатического паспорта. Юрченко казалось, что пограничнику было не больше 17 лет, и он пересиливал себя, чтобы не стукнуть кулаком и не потребовать, чтобы тот пошевеливался. Так он не раз делал в прошлом, но его сегодняшний выезд из СССР был необычным.
Пограничник бросил взгляд на Юрченко. Светловолосый полковник КГБ был высок ростом и атлетически сложен, с глубоко посаженными серыми глазами, широким славянским лицом и обвислыми усами, закруглявшимися к уголкам рта.
— Не стоит тратить на это целый день, молодой человек. Мне надо успеть на рейс.
Юрченко надеялся, что его голос звучал спокойно и авторитетно-дружелюбно. Но в его душе все кипело. Он говорил себе, что в полной безопасности — никто ничего не может знать. Только он — полковник Юрченко, в недалеком будущем генерал ПГУ — мог знать, какие демоны бесновались в его голове в последние недели, после того как в мае его мать умерла от рака. Никто не мог знать, что он исподволь создавал себе возможность выезда за рубеж. Никто не мог знать его планы. Юрченко приказал себе сделать глубокий вдох и успокоиться. Никто ничего не может знать.
Наконец пограничник несколько секунд поговорил с кем-то по телефону, потом поставил штамп в паспорте Юрченко и без комментариев подал его в окошко. Юрченко схватил паспорт и пошел в зал международных вылетов, к выходу на рейс в Рим.
