Юрченко улыбнулся Эймсу и сказал, что у него нет информации, которая требовала бы такого особого обращения. Это вызвало у Эймса чувство облегчения.
Однако Юрченко тут же рассказал кое-какие «коридорные сплетни», от которых у Эймса пошел мороз по коже. Позже Эймс вспоминал: «Эта конкретная “коридорная сплетня” имела прямое отношение ко мне, несмотря на высокий уровень конспирации, который поддерживал КГБ». Похоже, речь шла о неожиданной поездке в Москву вашингтонского резидента КГБ Станислава Андросова, который вместе со своим заместителем по контрразведке Виктором Черкашиным появился в советской столице в апреле или мае. В коридорах ПГУ поговаривали, что в Вашингтоне в это время, наверное, случилось что-то весьма необычное.
Эймс быстро прикинул, каким образом ему лучше поступить с этим информационным «самородком». Позже он вспоминал, как размышлял, что мог так «закопать» его в своем отчете, что долгое время никто не обратит на него внимание. А если запрячет эту информацию достаточно глубоко, то, может быть, ее вообще никогда не приметят.
Действительно, эти сведения осели в деле Юрченко, и никто не связал поездку Андросова в 1985 году в Москву с потерями ЦРУ. Отчасти это произошло потому, что разоблачение Юрченко «мистера Роберта» как Эдварда Ли Ховарда дало ответ на имевшиеся у ЦРУ в то время вопросы, особенно в отношении провала Адольфа Толкачёва.
Это выглядело довольно глупо, но водитель ЦРУ имел свои инструкции. Вместо того чтобы ехать с авиабазы «Эндрюс» прямо на конспиративную квартиру, он стал проверяться от наружного наблюдения, с полчаса петляя по Вашингтону, чтобы убедиться, что КГБ не сел ему на хвост. Когда же вся эта кавалькада подъехала к особняку, служившему конспиративной квартирой, трудно было скрыть от соседей, что тут происходит что-то необычное.
Октон. 2 августа 1985 года, 10:00
То, что происходило вокруг скромного городского особняка на улице Шон Ли Драйв, никак нельзя было назвать конспирацией. Из кортежа правительственных автомобилей высыпало более десятка пассажиров, которые столпились у дверей, пока Меданич возился с ключами. Я подъехал в тот момент, когда группа входила в дом. Юрченко был в центре группы.
— Полковник Юрченко, меня зовут Томас Фэннин, я представляю директора ЦРУ Уильяма Кейси, — сказал я. — Он поручил мне выразить вам свое восхищение и узнать, нет ли у вас каких-либо пожеланий.
— Благодарю вас, мистер Фаунтин, — ответил он, перевирая мой псевдоним. — Пожалуйста, передайте директору Кейси, что в данный момент у меня нет особенных пожеланий и что ваши ребята хорошо заботились обо мне с первого момента нашей встречи в Риме. Наши парни из КГБ пока еще соображают, что делать с таким, как я, а ваши уже переправили меня в Виргинию. — Юрченко говорил по-английски с сильным акцентом и был явно возбужден, но произвел впечатление человека, искренне благодарного за то, как с ним обращались.
— Полковник, господин Кейси просил меня заверить вас, что если у вас есть информация, которую вы предпочитаете сообщить ему лично, то он готов в любое время встретиться с вами. У вас есть такая информация?
Юрченко покачал головой, указывая на Эймса.
— Я уже сказал вашему коллеге, что у меня нет такой информации. Но я многое, очень многое могу рассказать вашим ребятам.
Прежде чем я успел ответить, Эймс, заметивший, что Юрченко указывал в его направлении, уже был рядом со мной.
— Нужна помощь, Том? — спросил он, называя меня псевдонимом.
— Нет. Помощь не нужна.
Я взглянул на Эймса, с которым познакомился только вчера под вечер, и подумал, что даже не знаю какой у него псевдоним. Наверное, нам нужно больше внимания уделять организационной стороне дела.
Маклин, Виргиния. 3 августа 1985 года, 9:00
Бэртон Гербер запарковал свою серого цвета «тойоту» рядом с моей машиной на стоянке популярного ресторана «Чарлиз», расположенного чуть в стороне от автодороги № 123, неподалеку от штаб-квартиры ЦРУ. Мы оба приехали чуть раньше спешно назначенной утром в субботу встречи с представителями ФБР. Шел второй день побега Юрченко. Гербер подсел ко мне в машину, и мы стали ждать коллег из ФБР.
— Говоришь, ты знаком с Джимом Гиром? — спросил Гербер, отворачивая в сторону жалюзи кондиционера. Гир, только что назначенный руководителем Управления разведки ФБР, был одним из тех, с кем мы должны были встретиться. Накануне он сдал свои полномочия директора лаборатории ФБР и еще не успел приступить к новой работе — это должно было состояться в понедельник. Его предшественник Эд О’Малли за день до этого вышел в отставку, и теперь вся эта история — прибытие Юрченко и расследование «мистера Роберта» — неожиданно свалилась на Гира.
— Да, я встречался с ним лет пять назад в Техасе, где он был заместителем руководителя местного отделения ФБР. Это хороший, добродушный парень из Теннесси. Очень умен, хороший профессионал. Он был в стороне от всяких споров по поводу того, кто за что отвечает, во всяком случае в то время.
Я показал взглядом на конверт в руках у Гербера: это то, о чем я думаю? Он молча кивнул головой.
— Бюро уже что-нибудь знает о нем?
— Вчера служба безопасности отправила им справку, но там не было указано, что Ховард и Роберт — одно лицо.
Гербер вчера весь день чувствовал себя скверно, после того как узнал, что служба безопасности отправила ФБР настолько туманное письмо касательно информации Юрченко о «мистере Роберте». Гербер был убежден, что Юрченко имел в виду именно Ховарда; он был единственным, кто отвечал приведенному советским перебежчиком описанию. Гербер занимался делом Ховарда с того самого момента, когда год назад принял советский отдел, и слишком хорошо знал обстоятельства скандального увольнения Ховарда из ЦРУ, чтобы подозревать кого-то другого. Однако служба безопасности не информировала ФБР, что данные на Ховарда и на «мистера Роберта» практически совпадали. Из-за этого ФБР потеряло целые сутки. И вот спустя два дня после появления Юрченко в американском посольстве в Риме Гербер решил полностью проинформировать ФБР. Вот почему они в этот час собрались на парковке ресторана «Чарлиз».
Когда в 1980 году Эд Ховард подал документы в ЦРУ, он представлялся идеальным кандидатом, у которого был хороший опыт работы в правительственных службах и в частном секторе стран Латинской Америки. Воспитанный в семье военнослужащего ВВС, он работал в Корпусе мира и в Агентстве международного развития, был управляющим одной из компаний в Чикаго, пока, наконец, природная непоседливость не привела его в ЦРУ. Его привлекали ореол таинственности, окружавший эту организацию, и перспектива тайной жизни на грани фола.
В ходе проверки на полиграфе, которую проходили все кандидаты, Ховард признался, что в прошлом употреблял алкоголь и наркотики. В тот период требования ЦРУ к кандидатам были несколько мягче. Подчиняясь реалиям 70-х годов, служба безопасности была вынуждена проявлять больше гибкости в отношении кандидатов, которые сами признавали факты эпизодического использования наркотиков, и Ховард благополучно прошел через первый фильтр системы. Позже возникли вопросы, можно ли было квалифицировать признанное Ховардом использование наркотиков как эпизодическое.
