Телефон замолчал.
Тайна местонахождения Юрченко раскрылась в понедельник после обеда. Около 3 часов дня пресс-офицер советского посольства стал звонить некоторым вашингтонским журналистам и сообщать, что в тот же день в половине шестого в посольстве состоится пресс-конференция и они смогут задать вопросы полковнику Виталию Юрченко. Госдепартамент узнал о происходящем только часом позже, когда получил официальный протест советского посольства по поводу «преступных действии, совершенных в отношении В.С. Юрченко».
На пресс-конференции, проходившей в зале приемов советского посольства, Юрченко сидел за покрытым зеленым сукном столом в окружении посланника Виктора Исакова, переводчика Виталия Чуркина и еще одного советского представителя Владимира Кулагина. Зал был заполнен американскими и иностранными корреспондентами, а также многочисленными работниками советского посольства. Отступая от заранее подготовленного стройного сценария, Юрченко беспорядочно перескакивал с русского языка на английский, часто заставляя переводчика замолкать на полуслове. Но история, которую он поведал, точно соответствовала советским представлениям о том, как американские специальные службы действуют против русских разведчиков. Он сочинил сказку о похищении и принудительном заточении.
— Неизвестные лица с применением насилия похитили меня в Риме… В бессознательном состоянии я был доставлен в США… Здесь меня держали в изоляции… насильно заставляли принимать наркотики, не давали возможности связаться с официальными советскими представителями.
В штаб-квартире ЦРУ руководство советского отдела смотрело репортаж о пресс-конференции в кабинете Гербера. Все слушали молча, пока Юрченко не стал жаловаться на своих мучителей из ЦРУ.
— Он использует «защиту Битова», — заметил Пол Редмонд.
Он имел в виду журналиста Олега Битова, который в 1983 году бежал к англичанам, а затем через год передумал и возвратился в Советский Союз. Битов утверждал, что его похитили и держали в повиновении с помощью специальных препаратов, заставляя против его воли выступать с критикой Советского Союза. Советы приняли Битова и использовали его в пропагандистских целях. Это подкрепляло тезис КГБ о том, что спецслужбы Запада часто прибегают к похищениям людей и использованию наркотиков.
Во время бесед с представителями ЦРУ Юрченко раскрыл внутреннюю кухню истории с Битовым, которая, по его словам, была использована КГБ для того, чтобы вывести западные разведслужбы из равновесия путем лжи. И вот теперь с экрана телевизора Юрченко говорил, что большую часть времени пребывания в неволе ЦРУ он был «в тумане» и его опекуны использовали наркотики для «обмана правительства, в том числе г-на Кейси», для создания впечатления, что он якобы добровольно перебежал к американцам. Полковник КГБ подробно описал «контракт», который ЦРУ заставило его подписать. По этому контракту он получал единовременную выплату в размере 1 миллиона долларов, а также ежемесячное содержание в размере 62,5 тысячи долларов с поправкой на инфляцию плюс 48 тысяч долларов на оплату мебели.
— Цены в нашем бизнесе возросли, — заметил я. — Теперь всем захочется иметь сделку, как у Юрченко.
Пресс-конференция продолжалась немногим более часа, причем Юрченко довольно уверенно отвечал на вопросы, в том числе о Ховарде и Шадрине. Каждый раз заверял через своего холеного переводчика, что в первый раз прочитал эти фамилии только в американских газетах. Он добавил, что успешно противостоял допросам, если только не находился под воздействием наркотиков. После таких сеансов ему показывал и «подписанные» им письменные показания, в которых разглашал государственные секреты. Таким же образом допрашивавшие его работники ЦРУ давали ему прослушать магнитофонные записи его «признаний», в которых, как он утверждал, всегда под действием наркотиков выдавал государственные тайны.
В итоге пресс-конференции Советам удалось записать на свой счет пропагандистский выигрыш, а на ЦРУ обрушилась лавина обвинений в том, что обратное бегство Юрченко к русским было результатом плохой работы с ним ЦРУ.
Трудно было придумать худшее время для этого инцидента. Он совпал с двумя другими неудавшимися случаями с перебежчиками. В Кабуле один советский солдат пришел в американское посольство и попросил убежища. В течение нескольких недель американцы отклоняли требования Москвы выдать солдата, пока наконец тот сам не передумал и не возвратился к своим.
Вторая попытка была предпринята советским моряком с торгового судна в Новом Орлеане. Он дважды прыгал за борт навстречу катеру американской береговой охраны, и дважды американцы возвращали его на советское судно. Оба инцидента были еще настолько свежи в памяти, что случай с Юрченко как бы давал окончательное доказательство того, что в американской программе работы с перебежчиками были какие-то фундаментальные пороки.
Телевизионный экран снова заполнило лицо Юрченко. На этот раз его вопрос был прямо обращен к небольшой группе, собравшейся в кабинете ЦРУ: «Мистер Гэйрбер, — сказал Юрченко с сильным акцентом, — неужели вам не стыдно?»
Я взглянул на Гербера. Он уже ждал удара за дело Ховарда, а теперь… вот это.
Госдепартамент США. 5 ноября 1985 года, 18:00
Я проскользнул мимо телевизионных бригад, собравшихся у входа «С» в Госдепартамент. Пресса уже ожидала назначенного на 6 часов вечера приезда Юрченко для «конфронтации» — предусмотренной дипломатическим протоколом процедуры, имеющей целью убедиться, что Юрченко возвращается в Советский Союз добровольно. Когда советский гражданин переходил на сторону США, Советы обычно требовали с ним встречи, чтобы спросить его, самостоятельно ли он принял свое решение и не было ли какого-то принуждения. В большинстве случаев советские перебежчики отказывались от встреч с советскими представителями, считая, что такие встречи их компрометировали. У Соединенных Штатов не было обязательства предоставлять советским представителям доступ к перебежчикам. Однако в тех редких случаях, когда беглец решал вернуться домой, США настаивали на встрече в Госдепартаменте, чтобы дать перебежчику еще один шанс изменить свое решение. В августе Юрченко отказался от встречи с советскими представителями, надеясь тихо уйти со сцены. Сегодня советская сторона шла на эту «конфронтацию наоборот» с чувством явного наслаждения. Я решил пойти на встречу, просто на тот маловероятный случай, если Юрченко, увидев меня, решит остаться. Это было практически невозможно, и никто в это не верил.
Советская делегация вошла в роскошно меблированный зал и заняла свои места. Юрченко в новом костюме и хорошо подобранном галстуке сопровождали: посланник советского посольства Виктор Исаков, советник по прессе Борис Маклаков и переводчик Виталий Чуркин. Американскую сторону представляли: заместитель госсекретаря Джон Уайтхед, помощник госсекретаря по европейским делам Розалин Риджуэй и два сотрудника европейского отдела.
Юрченко оглядел зал в поисках знакомых лиц. Увидев меня сидящим в другом конце зала, узнал и на секунду задержал свой взгляд.
Опустив формальности, Уайтхед приступил прямо к делу.
