И вот теперь, сидя в построенном специалистами КГБ помещении резидентуры с двойными стенами, пространство между которыми было заполнено «белым шумом», Черкашин думал о том, что самый ценный агент, которого КГБ когда-либо имел в ЦРУ, подвергался смертельному риску. Этот риск был вызван не какими-то ошибками, которые они допустили в Вашингтоне. Он подвергался опасности потому, что Владимир Крючков хотел ослабить позиции председателя КГБ Виктора Чебрикова и занять его место.
Лэнгли, январь 1986 года
Секретарь Билла Кейси улыбнулась Джону Стайну, когда тот вошел в приемную директора.
— Входите, господин Стайн, господин Джордж уже там.
Открыв тяжелую звуконепроницаемую дверь кабинета директора, Стайн увидел Кейси и его заместителя по оперативным вопросам, расположившихся за столом совещаний в дальнем конце кабинета.
Коренастый мужчина лет 55-ти с тронутыми сединой волосами, Джон Стайн выдвинулся на оперативной работе в так называемой «тайной службе» ЦРУ. В начале 70-х годов он некоторое время был заместителем начальника советского отдела. Он пережил бюрократический хаос первого года пребывания Кейси на посту директора, когда Кейси принял катастрофическое решение назначить заместителем директора по оперативным вопросам Макса Хьюджела, одного из своих партнеров по сбору денежных средств для Республиканской партии. После того как Хьюджел был вынужден уйти в отставку в результате скандалов, сопровождавших его деятельность с первых месяцев пребывания на этом посту, Джон Стайн занял его место. Через два года Кейси снял Стайна с этой должности и назначил на его место Клэйра Джорджа. Сам Стайн стал генеральным инспектором. Он как раз собирался оставить этот пост и пойти на языковые курсы перед назначением в Южную Корею, и вот Кейси вызвал его.
Билл Кейси заговорил первым.
— Джон, у нас проблема. Клэйр объяснит тебе.
Стайн взглянул на Клэйра Джорджа и понял, что его мрачное настроение было подлинным, а не игрой, что за ним часто замечалось.
— Мы теряем советские источники. Много источников. Ты еще помнишь все крупные дела, не так ли?
— Конечно, я был заместителем во время большинства этих дел. Ховард?
— На совести Ховарда некоторые из потерь, но не все. Думаем, что проблема все-таки есть. Может быть, техническая — что-нибудь, имеющее отношение к связи, — может быть, агентурная. Может быть, здесь или в Москве. Мы хотим, чтобы ты посмотрел. Свежий взгляд. Не исключай ничего. И держи это между нами. Никто больше не должен знать, что ты этим занимаешься. Понятно?
Стайн мгновение колебался.
— Мне должен будет кто-то помогать в советском отделе, доставать дела. Редмонд в порядке?
— О’кей, — сказал Клэйр Джордж. — Только делай все тихо.
В тот же день Стайн позвонил Редмонду. В прошлом они вместе работали, и Стайн был уверен, что на Редмонда можно положиться, что он отнесется к этой проблеме серьезно и будет молчать. Редмонд хорошо ориентировался в делах советского отдела, и ему ни у кого не надо было спрашивать, где найти то, что ему нужно. Он мог брать к себе дела, не привлекая внимания, передавать их Стайну для анализа.
Всю следующую неделю Стайн читал секретные досье советского отдела. Он искал какой-то шаблон, какую-то ниточку, которая может связать потери с какой-то одной слабиной в системе — человеческой или технической. В итоге своего анализа он написал заключение по каждому делу и итоговый доклад для Кейси. Он пришел к выводу, что в ЦРУ была какая-то утечка.
В марте Стайн отдал доклад Кейси и лично проинформировал директора о своих выводах. Он сказал Кейси, что, по его убеждению, где-то нарушена безопасность связи и это «должны выяснить вы вместе с АНБ». Другой вероятностью была возможность агентурного проникновения противника непосредственно в ЦРУ.
— А над этим мы должны работать сами, — сказал он. — Я бы рекомендовал начать с Москвы. Там аппарат значительно меньше и легче начать расследование, а потом перенести работу в штаб-квартиру. Но сначала я бы постарался убедиться, что это не Москва.
Окончательный вывод заключался в том, что настало время директору «поручить какой-то группе сотрудников заняться этим делом». Когда Стайн затронул вероятность того, что в ЦРУ был шпион, в ответе Кейси не прозвучало особого энтузиазма.
— Хм-м, — произнес он как-то отвлеченно. — Надо, чтобы кто-нибудь этим занялся.
Стайн уехал в Южную Корж и больше не слыхал, возвращался ли директор к этому вопросу и начал ли реальную охоту на «кротов». Больше он с Кейси не виделся. Позже Стайн узнал, что Кейси так никогда и не начал серьезный поиск «крота». Стайн также пришел к выводу, что Кейси никому не рассказал о его последнем докладе.
К тому времени, когда Стайн тайно порекомендовал Кейси начать искать в ЦРУ агента противника, Бэртон Гербер уже принял ряд защитных мер, направленных на то, чтобы исключить повторение потерь 1985 года. Он кардинально изменил порядок ведения в советском отделе наиболее ценных разработок, поняв, что контроль над ними слишком ослаб. Когда советский отдел имел большое количество агентов, большее число людей имело отношение к работе с ними. Он был преисполнен решимости уменьшить число лиц, допущенных к таким делам. С этой целью создал то, что называл «секретной комнатой», а также новый порядок работы с телеграммами и другими документами, имевшими отношение к советским агентам. В начале 1986 года во главе этой системы были поставлены двое опытных и пользовавшихся доверием работников советского отдела: Сэнди Граймс и Дайана Уортен.
Первоначально это означало полный отказ от шифропереписки между Центром и резидентурами по агентурным делам. После появления нового агента представители резидентур ЦРУ ездили в Вашингтон и обратно для обсуждения дела. Руководителям загранточек было направлено указание: в случае появления перспективного источника по советской разведке вообще не использовать телеграфную переписку. Они должны были лететь в Вашингтон и докладывать Герберу лично.
Прежде чем возобновить шифропереписку по важным делам, Гербер добился введения дополнительной перешифровки.
Обычно телеграммы расшифровывались в центре связи ЦРУ и потом направлялись в отдел. Однако теперь все телеграммы по советским оперативным делам шифровались дважды. Разведчик, работавший с агентом, сам зашифровывал телеграмму и отдавал ее шифровальщику, после чего телеграмма еще раз перешифровывалась и только потом отправлялась в Центр.
В штаб-квартире связисты центра расшифровывали сообщение, перешифрованное дополнительным кодом, но это позволяло добраться лишь до предшествовавшего шифрования. И только небольшая группа высших руководителей советского отдела могла пользоваться ключом к первоначальному коду для окончательной расшифровки сообщения. В резидентурах нередко единственным, кто имел доступ к коду, был сам резидент.
Резидентурам было запрещено накапливать оперативные материалы по новым делам на бумажных носителях или обсуждать их в помещениях резидентур. Встречи между руководителями отделов и приехавшими в Центр «полевыми» работниками, ведущими оперативные дела, строились так, будто они проводились за «железным занавесом»: применялись московские правила. Работники отдела встречались с прибывшими из Москвы оперативниками на конспиративных квартирах или даже в резидентурах ЦРУ в третьих странах, чтобы выслушать их отчет.
