— Собрать оборудование и быть готовыми к отходу через две минуты! — скомандовал Гафар своим бойцам уже более спокойным командирским голосом. И, обернувшись к оператору: «Подберись поближе к обломкам и сделай съемку». И ко второй группе: «Уничтожить невзорвавшийся “Стингер”. Разбить центр ракеты большим камнем. Осторожно, не разбить боеголовку!»
Инструкции были предельно четкими: действующий «Стингер» ни при каких обстоятельствах не должен достаться врагу. Гафар на месте принял решение уничтожить электронный блок давшей осечку ракеты, а не возвращать ее на базу, подвергаясь риску взрыва боеголовки в пути. Через несколько минут группа Гафара покинула боевую позицию и направилась в район, где в 10 километрах их ждали средства транспорта. В тот же вечер они в Пакистане будут докладывать об успехе. Гафар взял радиопередатчик с прыгающей частотой, который был в ранце одного из бойцов, и впервые нарушил радиомолчание, длившееся неделю.
«Три подтвержденных уничтоженных цели, — передал он, — четвертая ракета дала осечку».
Это секретное радиосообщение было принято радиоцентром Межведомственного разведывательного управления высоко в горах за «нулевой линией» как потрясающая весть о первой крупной победе над советскими вертолетами.
Исламабад. 25 сентября 1986 года, 20:30
Вечером в день засады в Джелалабаде со срочной новостью позвонил помощник генерала Ахтара половник Риаз. Его сообщение было коротким и строго деловым: первая группа боевиков, направленная в Нангархар, в тот день сбила три цели. Не мог бы я сообщить об этом г-ну Кейси и запросить спутниковые фотографии места боя? Я вернулся в офис и передал это сообщение об успехе в Лэнгли вместе со своими комментариями, что события в Джелалабаде, последовавшие всего через месяц после взрыва в Карге, могут вызвать перемены в настроениях афганского сопротивления.
Когда на следующее утро я стал просматривать поступившие за ночь шифровки, поверх стопки нашел два сообщения. Первой телеграммой меня благодарили за отчет о сбитых вертолетах, но предупреждали критически относиться ко всем сообщениям о якобы достигнутых успехах. Мне дали указание добиваться получения независимого подтверждения этого и других сведений о сбитых самолетах и вертолетах.
Вторая телеграмма со ссылкой на первую была короткой и деловой. В характерном для Лэнгли телеграфном стиле мне сообщалось:
«СНИМКИ СО СПУТНИКА ПОДТВЕРЖДАЮТ ПОРАЖЕНИЕ ТРЕХ ЦЕЛЕЙ В ДЖЕЛАЛАБАДЕ, О КОТОРЫХ ВЫ СООБЩИЛИ. ПОЖАЛУЙСТА, ПЕРЕДАЙТЕ НАШИ ПОЗДРАВЛЕНИЯ С ХОРОШО ВЫПОЛНЕННОЙ РАБОТОЙ».
На следующей неделе я с интересом следил за прекращением воздушных операций советских сил в Восточном Афганистане. Когда операции возобновились, воздушное патрулирование осуществлялось уже на гораздо больших высотах, чем до засады.
Война вступала в новую стадию.
Лэнгли. 26 сентября 1986 года
Руководитель оперативной группы по Афганистану Джек Дэвин еще раз просмотрел сделанные утром спутниковые фотографии района Джелалабада размером 30x45 сантиметров и пришел к выводу, что в войне наступил нужный ему переломный момент. В сочетании с полным уничтожением месяц назад склада боеприпасов в Карге то, что было у него перед глазами, давало ему необходимый компонент — динамику. Он снял трубку телефона и позвонил в офис Кейси, расположенный двумя этажами выше.
Ответившему секретарю директора он сказал:
— Это Джек Дэвин. Могу я зайти к нему прямо сейчас? У меня есть кое-какие фотографии, которые он должен увидеть.
— Заходите, я постараюсь вас пропустить, — ответила секретарь.
Дэвин тут же позвонил в офис заместителя директора по оперативным вопросам, чтобы сообщить Клэйру Джорджу и его заместителю Тому Твиттену, что он идет к директору со спутниковыми снимками с места события в Джелалабаде, быстро обходя тем самым лишние звенья в бюрократической цепочке.
Спутниковые снимки были большой удачей. Так случилось, что спутник как раз пролетал в безоблачном небе Джелалабада спустя всего несколько часов после того, как инженер Гафар сбил первые три вертолета. И эта была удача, которая подвернулась как раз вовремя.
Директор был один, когда Дэвина пригласили в его кабинет. Как только Дэвин разложил снимки на столе, директор подался вперед, чтобы лучше рассмотреть их.
— Вот три вертолета, сбитые в ходе первой операции, — пояснил Джек, указывая на сгоревшие остовы вертолетов, четко различимые на фотографиях, сделанных с высоким разрешением.
В глазах Кейси мелькнула озорная искорка.
— Это меняет дело, не так ли?
— Несомненно. Такого дня уже давно не было.
— Они потерпят поражение, а? — пробормотал Кейси.
— Перемены очень динамичны. Это определенно, — ответил Дэвин, не желая идти так же далеко, как Кейси, в оценке результатов первого боевого применения «Стингеров».
— Оставь их мне, Джек. Я отнесу их президенту.
Встреча оказалась очень короткой, но Дэвин ушел из кабинета директора убежденный, что старик искренне верил, что в Афганистане появилось что-то совершенно новое. Если только им удастся закрепить этот успех.
Исламабад. 30 сентября 1986 года
Я нажал кнопку перемотки и снова просмотрел пленку. Я видел инженера Гафара с его окладистой черной бородой в бежевого цвета шапке читрал из валяной шерсти в тот момент, когда он прицелился и пустил ракету «Стингер». Потом дрожащая картинка показала другого бойца, пускающего ракеты, и белый след его ракеты, изящной аркой прочертивший безоблачное небо. Следующие кадры показывали сближение ракеты с вертолетом Ми-24Д, который сейчас был в центре экрана. Звук от взрыва ракеты был заглушен торжествующими возгласами Гафара и его бойцов, снова и снова кричавших: «Аллах Акбар!» В следующее мгновение на экране возник какой-то коллаж из приплясывающих ног, кусков земли и неба, чьих-то колен. Это телеоператор Гафара, забыв о своей задаче снимать засаду, выпустил камеру из рук и присоединился в пляске к торжествующим товарищам, когда вскоре один за другим были сбиты еще два вертолета.
Следующая сцена показывала искореженный остов одного из вертолетов. Потом на экране появился крадущийся в направлении вертолета моджахед с автоматом Калашникова. Последние 10 секунд пленка зафиксировала жуткую сцену с безжизненными телами советского экипажа Ми-24Д. Были слышны ругательства и проклятия на пушту в адрес убитых, прерываемые короткими автоматными очередями. От автоматной очереди тело одного из убитых членов экипажа дернулось и перевернулось. Под конец оператор показал крупным планом лицо убитого советского солдата. Ему было около 20 лет, и лицо выглядело странно спокойным в этом ужасном окружении. Я подумал о своем сыне, офицере-рейнджере, которому приходилось очень много летать на вертолетах, и о родителях этого убитого солдата где-то в Советском Союзе.
Я обернулся к своему начальнику штаба.
— Сделай копии этого и немедленно отправь в опергруппу. Но последнюю сцену вырежи. Я не хочу отсылать это в Вашингтон. После редактирования покажи мне.
