— Благодарю Вас, инженер, что вы нашли возможность встретиться со мной нынешним утром, — начал я, желая скорее перейти к делу. — Я знаю, как много у вас дел.
Легкий кивок головой, но никакого ответа.
Я перешел прямо к делу.
— Инженер Гульбеддин, вы знаете, что мы помогаем вашим людям, но вы как-то намеренно стараетесь раздражать американцев. Может быть, я что-то не понимаю?
Я знал, что Хекматияр не был инженером, но лидеры Сопротивления могли быть или церковниками, или инженерами. Если к полевому командиру или лидеру партийной группировки нельзя было обращаться, используя духовное звание «мулла» или «маулви», то лучше было называть его «инженером». Таким образом, Гульбеддин становился инженером.
— Я не могу отвечать за раздражительность американцев, — сказал он резко. — Это ваша проблема.
Этот парень действительно нас не любит, подумал я.
— Это началось два года назад, когда вы отказались встретиться с нашим президентом Рейганом, и продолжается до сих пор. Мне безразлично, что вы домаете о Соединенных Штатах, но это затрудняет мне оказание помощи вашим командирам в Афганистане.
— Это как? — Гульбеддин уловил в моих словах угрозу (Может, я собираюсь сказать ему, что его командиры будут отрезаны от каналов поступления помощи?)
— Из-за вашей репутации жестокого фундаменталиста, — намеренно используя эти термины, чтобы спровоцировать его, — который ненавидит США так же, как и СССР, и это известно в Вашингтоне. Эти сведения распространяются в Вашингтоне вашими братьями по джихаду, которые жалуются, что вы получаете от ваших пакистанских братьев больше, чем заслуживаете. Эти жалобы поступают ко мне. Некоторые у нас в правительстве считают, что вам вообще ничего не надо давать. Это беспокоит меня. И это может создать проблемы вашим командирам.
— Что означает «жестокий фундаментализм»? — спросил Гульбеддин, щелкая четками.
— Вам, так же как и мне, прекрасно известны истории о том, как вы плескали кислотой в лицо девушкам в Кабульском университете, отказывавшимся носить чадру…
— Выдумки. Этого никогда не было.
— Что вы лично убивали своих коллег по партии за проявление нелояльности. Что вы казните пленных, которых захватывают ваши командиры, особенно из народностей хазара и хугиани.
— Это тоже выдумки. Ерунда. Моя партия подчиняется дисциплине, но…
— Это выдумка или это ерунда, инженер Гульбеддин? Тут есть разница.
На это он ничего не ответил.
— Это важно для меня потому, что это важно для моего правительства, — продолжал я. — Если бы это были выдумки или ерунда, я бы не тратил на это ваше и свое время.
— Я веду борьбу с жестоким врагом и я отвечаю ему такой же жестокостью. Но эти истории — ложь, и это не имеет никакого значения. Неважно, что ваше правительство думает обо мне. Я не нуждаюсь в вашей поддержке или поддержке вашего Конгресса. Я могу захватить у противника достаточно оружия, чтоб вести джихад.
— «Стингеры»? Вы можете захватить там «Стингеры», инженер? Было хорошо известно, что командир отряда, сбившего в сентябре прошлого года первые Ми-24Д в Джелалабаде с помощью «Стингеров», принадлежал кгруппировке Хекматияра.
— Право вооруженной борьбы принадлежит народу Афганистана.
Этот парень — крепкий орешек, подумал я. Он не делает различий между фактами и фантазией.
— Инженер Гульбеддин, тогда какие важные для вас вопросы вы хотели бы обсудить?
— Давайте поговорим о том, почему вы хотите убить меня? Я знаю ваши планы.
— Я планирую убить вас?
— Да, может быть, именно вы. Может быть, сейчас. Вы вооружены. Я вижу это. — Взгляд Хекматияра был направлен мне под левую руку, где, как он, видимо, предполагал, я держал оружие, выступавшее под пиджаком. Я приоткрыл полу пиджака, чтобы он мог видеть — там не было никакого оружия, только бумажник.
Гульбеддин слегка улыбнулся.
— Они говорят, что вы всегда вооружены.
— Это полковник говорит?
Гульбеддин улыбнулся, но ничего не ответил. На самом деле я действительно был вооружен, но пистолет Макарова был у меня на поясе за спиной, где он не мог его видеть.
— Но зачем мне убивать вас? — спросил я, и на миг мне показалось, что Хекматияр высказал неплохую мысль. Позже я не раз думал, как пошла бы дальше игра, если бы я прямо там завалил его.
— Потому что Соединенные Штаты поняли, что мы победили Советский Союз, такую же сверхдержаву, как США. До тех пор, пока я жив, США не могут чувствовать себя в безопасности. Вот почему вы считаете, что меня надо убить.
— Думаю, что инженер льстит себе, — заметил я.
Гульбеддин пошевелил свои четки и снова улыбнулся, но в его темных глазах ничего не отразилось.
— Да, возможно, я льщу себе.
Встреча закончилась так же напряженно, как началась. Я ничего не добился, кроме того, что провел некоторое время наедине с человеком, который будет для меня проблемой до самого конца моего пребывания в Пакистане. Я еще дважды буду с ним встречаться, работники моего аппарата будут встречаться с его ближайшими заместителями. Но из всех лидеров «Пешаварской семерки» я только Хекматияра мог считать врагом, причем очень опасным. И, как это ни странно, мне никогда не удалось опровергнуть утверждение, что ЦРУ сделало ставку на этого радикального параноика, что мы предоставляли этому человеку, прямо оскорбившему президента Соединенных Штатов, больше помощи, чем это требовалось для борьбы с Советами. Позже Гульбеддин будет утверждать, что во время одной из наших встреч я пытался купить его за несколько миллионов долларов, которые он, конечно, отверг.
Исламабад. Март 1987 года
Программа тайных операций в Афганистане была санкционирована и финансировалась Конгрессом на таких условиях, которые обеспечивали значительно более строгий контроль законодательной власти, чем это имело место в других сферах деятельности ЦРУ, за исключением тайных операций в Центральной Америке. В целом интерес Конгресса к операциям в Афганистане играл положительную роль. Мы в ЦРУ считали, что Конгрессу даже слишком нравилось то, что мы делали в Афганистане. Некоторые члены Конгресса, казалось, были в большей степени заинтересованы в изгнании Советов из Афганистана, чем многие представители исполнительной власти, непосредственно занятые ведением войны. Одним из них был конгрессмен Чарли Уилсон, разухабистый демократ из техасской глубинки представлявший район, утонувший в сосновых лесах к северо-востоку от Хьюстона.
Чарли Уилсон окончил Военно-морскую академию в 1956 году и был избран в законодательное собрание штата Техас еще в период его службы в ВМС США. Начав свою службу на эсминце, Уилсон в конечном счете оказался в Разведывательном управлении Пентагона. В 1972 году был избран в Конгресс США и в 1973-м переехал в Вашингтон. К 1979 году, когда Советы вторглись в Афганистан, он уже был достаточно авторитетным членом политического аппарата демократов. Его броская внешность и хорошо известное увлечение женским полом несколько затеняли его основные черты, а именно стойкую приверженность делу, которому он служил. Ростом под два метра и необычайно худощавый, он принадлежал к числу тех, о ком говорят, что идет, в то время как он сидит. Страшно любил рассказывать о своих любовных похождениях, особенно если героиня его романа могла это слышать. Снова и снова рассказывал историю о том, как Билл Кейси якобы с изумлением отмечал, что все девушки, работающие в вашингтонском аппарате Чарли, необычайно красивы. Ответ Чарли, о котором он, правда, потом немного пожалел, звучал так: «Билл, их можно научить печатать, но нельзя научить их, как отрастить сиськи». Это и другие подобные высказывания сделали Чарли излюбленной мишенью вашингтонских феминисток, но это добавляло популярности человеку, который видел свою главную задачу в том, чтобы терзать Советы до тех пор, пока они не развернутся и не оставят Афганистан.
