На вторую ночь покрашенный в черный цвет Ан снова прилетел в Джелалабад, чтобы возвратить важных гостей в Кабул. Их быстро усадили в самолет, который через несколько секунд начал спиралями набирать высоту, направляясь в сторону безопасного коридора. После взлета экипаж отметил в бортовом журнале, что самолет сопровождался крупнокалиберными трассирующими очередями до тех пор, пока не вышел за пределы радиуса поражения всех имевшихся у бандитов видов оружия. В 22:45 самолет совершил посадку в Кабуле.
Штаб-квартира ПГУ. 15 августа 1988 года
По возвращении в Москву Шебаршину пришлось заняться еще одной из многих проблем приближающейся к завершению войны. Один из полевых командиров независимой милиции в провинции Пактия на границе с Пакистаном, человек, политические симпатии которого часто менялись, захватил в плен пилота самолета Су-25, сбитого дней десять дней назад на границе с Пакистаном. Сейчас шли переговоры о выкупе этого полковника. Шебаршин знал, что за свободу полковника придется выплатить кругленькую сумму, намного больше, чем это могло быть в случае с лейтенантом, но для освобождения мужественного офицера стоило пойти на эти затраты. За прошедшие годы от рук бандитов погибло слишком много летчиков, и теперь, похоже, все хотели решать эти вопросы путем сделки.
Случай со сбитым в Пактии самолетом как раз попадал в эту категорию. Уже через несколько часов после инцидента в 40-ю армию и в КГБ поступило сообщение, что седовласый полковник был в безопасности и те, в чьих руках он находился, готовы были пойти на сделку. Теперь предстояло договориться о цене. Совсем неплохой способ для пилота закончить войну, особенно если принять во внимание альтернативы, подумал Шебаршин. Он пробежал глазами сообщение и нашел имя полковника. Оно было ему незнакомо.
Исламабад. 15 августа 1988 года
Операция по вывозу сбитого Су-25 из Пактии прошла успешно, так же как и торговля по поводу пилота. В обмен на грузовики, пикап и ракетные установки мы получили самолет и пилота. Мы по собственной инициативе никогда не стремились получить доступ к сбитым летчикам и другим захваченным в плен советским военным, если только они прямо не заявляли пакистанцам, что хотят остаться на Западе. Память о советских допросах американских военнослужащих в лагерях Вьетнама и Кореи еще была слишком свежа, и американцы из принципиальных соображений не вмешивались в дела советских военнопленных. За прошедший год мы помогли уехать на Запад троим советским военнослужащим, которые на протяжении года были в плену у моджахедов и в конце концов решили остаться на Западе. Они выбрали Канаду, но мы помогали им там устроиться.
Большинство советских солдат, попадавших в плен к моджахедам, были людьми неблагополучными. Служба в Советской армии вообще была незавидной долей, но когда к ней добавлялось безумие афганской войны, было неудивительно, что многие военнослужащие становились наркоманами. Они часто попадали в плен, когда их выманивали из безопасных гарнизонов наркотиками. Оказавшись в плену, некоторые из них с энтузиазмом принимали ислам и вливались в ряды афганских повстанцев. Они были достаточно наслышаны о том, что их товарищей сжигали живьем или те становились объектом для развлечений дикарей с ножами. Но даже в тех случаях, когда они оставались в живых, их жизнь у моджахедов была незавидной — подчас причудливой смесью жизни приживалов и вьючных животных. К тому времени, когда они, пытаясь переселиться на Запад, попадали к нам, они часто нуждались в такой помощи, которую мы были не в состоянии им оказать.
Вывезенный из Пактии советский полковник был гостем пакистанцев, пока шли переговоры с советским посольством в Исламабаде о его репатриации. Хамид Гуль рассказал мне, что советский полковник был приятным человеком, у него не было других интересов, кроме как возвратиться домой и потом снова отправиться на войну. Он не выдал никакой информации и не клюнул на традиционную наживку для перебежчиков — грудастую блондинку, катер и пикап с номерами штата Аризона, которые Хамид Гуль предложил ему по моей просьбе. Пилот был передан советскому посольству в Исламабаде и через две недели выехал в Москву, где его встретили как героя и наградили за верность «интернациональному долгу».
Его спасение было представлено как результат героических усилий «компетентных органов». Никто не уточнял, как именно он был освобожден, и, разумеется, никто не упоминал, что ЦРУ заплатило за полковника «тойотами» и реактивными установками БМ-12. А ведь неплохая заключительная глава, подумалось мне. Но для полковника игра еще не была окончена. Через несколько лет добрый седовласый полковник окажется в эпицентре московской политической жизни.
13
Равалпинди. 13 августа 1988 года
Передав полгода назад пост руководителя МРУ Хамиду Гулю, Ахтар никак не мог отключиться от афганских дел. Несмотря на то что его переход на пост председателя Объединенного комитета начальников штабов подразумевал повышение до генерал-лейтенанта, он чувствовал, что его как-то оттеснили на завершающем этапе войны. Примерно раз в два месяца он приглашал меня на ужин для доверительного разговора и, в свою очередь, держал меня в курсе того, что происходило в армии. На мой взгляд, это была взаимовыгодная сделка, и вот в таких условиях я пришел к нему на ужин вечером 13 августа.
Ахтар пережил скандал с катастрофой в лагере Оджри и был в хорошем настроении. Но это ему едва удалось, и только потому, что Зия отправил в отставку гражданское правительство премьер-министра Джунеджо. На протяжении последних полутора лет я проводил эти неофициальные встречи с Ахтаром, в частности для того, чтобы следить за настроениями в среде корпусных командиров, старших штабных чинов, а также просто потому, что у меня установились с ним близкие отношения. Он неизменно интересовался планами Хамида Гуля по Афганистану, иногда критиковал его. Но, поскольку Советы из Афганистана уже уходили и новости обычно были хорошими, я не чувствовал, что мне надо лавировать между подозрительным предшественником и амбициозным преемником. Ближе к концу ужина я упомянул важное событие предстоящей недели.
— Думаю, что вы будете 17 августа вместе со всеми в Бахавалпуре, — сказал я, имея в виду демонстрацию на полигоне Бахавалпура американского танка М-1 «Абрамс», который мы пытались продать пакистанской армии.
— Бахавалпур? А кто там будет? — Ахтар выглядел озадаченным, он, очевидно, ничего не знал об этой демонстрации.
Уловив это, я постарался приуменьшить значение этого события.
— Там будут показывать танк «Абрамс», но вы же это все знаете. Это техническое мероприятие. Но насколько я знаю, там будет президент.
— Бахавалпур? — снова повторил Ахтар, явно раздосадованный тем, что только от меня узнал о военном мероприятии с участием президента Зии. — Вы тоже там будете?
— Нет, я не занимаюсь «Абрамсом». Я оставлю это официальным лицам, послу и нашим военным.
Остаток ужина прошел в какой-то неловкой атмосфере. Я пытался отвлечь генерала рассказом о том, как технические специалисты ЦРУ разбирали сбитый Су-25, который, как и обещали, оказался в превосходном состоянии. Но Ахтара эта и другие темы мало интересовали, и я уехал от него в Исламабад немного раньше, чем планировал.
