«Как-то беседуя одновременно с несколькими посетителями, он говорил, обратившись не ко мне, а к другому человеку, и я подумала, что то, что он говорит, меня не касается. И решила не слушать, чтобы не любопытствовать. Я стала отвлекать себя от “подслушивания” рассматриванием икон в келье. Батюшка это сразу же почувствовал и, не глядя на меня, взял за руку и привлёк к внимательному слушанию. Каждое слово в общих беседах старца было важно для всех. Иногда было непонятно, о чём батюшка мне говорил, но через некоторое время смысл его слов открывался» (Г. П. Коновалова).
«Он принял меня как старого приятеля. Держал за руку и ласково смотрел сквозь толстые стёкла очков. Я не мог оторвать глаз от его взгляда. Это были не очки, а фантастический микроскоп, сквозь который он видел мою запачканную грехом душу. Я чувствовал, что проваливаюсь в какое-то Зазеркалье. Состояние было близким к обмороку. Я плохо понимал, о чём он говорит, но чувствовал, что он не просто говорит, а молится обо мне, помогает увидеть завалявшиеся в закромах памяти старые грехи. В какой-то момент мне показалось, что сам Господь смотрит на меня глазами отца Иоанна» (А. Богатырёв).
«Глаза сквозь увеличительные линзы кажутся огромными, всезнающими. Смотрят глубоко-глубоко и всё в тебе видят. И страшно, и совестно, и радостно. Вообще благоговейный страх — очень характерное состояние грешной души рядом со святым человеком. Я испытывала такой страх вместе с чувством стыда и недостоинства своего рядом с батюшкой постоянно» (О. Б. Сокурова).
«Около батюшки мы чувствовали себя совершенно свободно, воспринимали его как обычного человека, а о том, что он старец, святой, не думали. Сядет рядом на диване, обнимет тебя, прижмёт твою голову и говорит целый час, слышишь, как у него сердце стучит. Он, видимо, специально так делал, чтобы дух мирской нас оставил, страсти покинули... Тогда я этого не понимал, а сейчас знаю, что он в это время о нас молился: “Господи, дай Духа Твоего, дай благодати этим безблагодатным людям, чтобы увидели они положение своё и начали каяться”. Он настраивал нас на то, что пора жить трезвенно, бороться со своими страстями. Это и есть покаяние, это и есть постоянная молитва. А ещё в беседах он нас спрашивал:
— Вот даны тебе творения Святых Отцов, книги даны. И ум дан. Дан тебе ум? — И по голове так выразительно постучит.
— Не знаю, батюшка.
— Как не знаешь? Ведь голова-то не для того только, чтобы шапку носить. Мы же не можем жить одним плотским умом, для спасения нужен разум духовный. Для этого-то вы и читаете!
Сидим с открытыми ртами — какой там “духовный разум”? Долго не понимали, что это такое. После бесед с отцом Иоанном у нас всё пошло иначе: началась борьба с грехом и со страстями. С теми, которые мы сами в себе за долгие годы взрастили, которым позволяли порабощать себя. И стыдно сказать, даже не понимали и значение этого слова — “страсти”» (монах Михаил (Усачёв)).
«Бывало, идёшь к отцу Иоанну, на душе кошки скребут и хочется куда-то бежать или скрыться от скорбей и неудач, душа в смятении от разных помыслов и непонятных решений, в которых сам “тангалашка” ногу сломает, и вообще их никто не распутает и не даст никакого решения, потому что решений и вариантов тьма, а какой из них верный, неизвестно, и приходишь побитый, опустошённый и озлобленный. Всё, приплыл, дальше уже плыть некуда, крышка...
Но... по мере приближения ко входу в келью отца Иоанна помыслы и страхования начинают рассеиваться, вопросы сами собой исчезают, проблемы, до сих пор неразрешимые, вдруг решаются и всё приходит в покой и мир. А уж когда придёшь к нему на приём, вообще всё пропадает и в душе водворяется умиротворение. Бывало, просто посмотришь на него, и все сомнения и прежде бывшие недоумения сами пропадают, улетучиваются куда-то, и ловить себя на мысли: “Ну вот! Зачем припёрся к старцу?! Опять какую-нибудь ерунду будешь спрашивать? Да и что тебе спрашивать-то? Вон, смотри, как он живёт, и делай то же самое — и спасёшься. Всё же ясно!”» (иеромонах Никон (Горохов)).
«На одной из встреч мы с моим знакомым священником сидели у ног отца Иоанна (Крестьянкина). Мой знакомый — по правую сторону, а я — по левую. И у меня было ощущение — мир в душе, радость. Никаких помыслов тревожных, ни беспокойства, ни заботы о будущем. Я теперь понимаю апостолов, которые хотели остаться там, на Фаворе, рядом с Господом. Я чувствовал то же самое рядом с отцом Иоанном. Это был мой духовный Фавор» (игумен Савватий (Рудаков)).
Многие отмечали, что с отцом Иоанном можно было даже и не общаться. Главным было его присутствие, ощущение, что он рядом.
«Я просто смотрел на него и слушал, зачастую не слыша. Да можно было и не слушать. Просто постоять невдалеке от него было большой радостью. Эта радость исходила от него и передавалась людям» (А. Богатырёв).
«Все завидовали одному рабочему, который часто бывал рядом с отцом Иоанном. Мы ему говорили:
— Ты, наверное, все вопросы свои выспросил у батюшки.
В ответ на это он от души смеялся и говорил:
— Верите, иду рядом с ним, и все вопросы куда-то исчезают! Мне просто хорошо рядом с ним и спокойно. Ничего и не нужно, когда я рядом с ним!» (В. Каюдина).
А можно было и просто побывать в келии о. Иоанна. «Сама келия с многочисленными иконами и святынями вызывала благоговейное чувство. <...>
Батюшка спрашивает:
— Ну, что у тебя ещё?
— Когда я здесь, никаких проблем будто бы и нет, а когда выйду, сразу всё начинает вспоминаться.
— Вот и все так говорят» (Г. П. Коновалова).
«Случилось, что я приехал, а батюшки нет. Нетрудно представить моё состояние — приехал насладиться, накормиться, напиться живой воды, а кормильца и колодца нет. С унынием я подошёл к батюшкиной келье и встретился с его послушницей, матушкой Марией (у неё была интересная фамилия — Владыко). И она посоветовала: “Вот какая печаль, батюшки нет. Но ты, отче, хотя бы в келью войди, ведь духом он здесь. Помолись, поговори с отцом”. Я зашёл в келью, как всегда, сделал три поклона у святого угла и присел на диванчик, на котором в протяжении многих лет беседовал с батюшкой. Трудно представить, что произошло со мной в эти минуты. Никогда я не уезжал из монастыря с такой радостью и с таким богатством, как в тот год. Я удивлялся: “Чему ты радуешься? Ведь ты не встретился с батюшкой”. Но радость переполняла всю мою душу, потому что я хоть и не виделся с батюшкой, но чувствовал его, когда сидел на этом диванчике» (архимандрит Антоний (Гулиашвили)).
Это свойство келия отца Иоанна сохраняет по сей день. Его нет, но есть его иконы, его диванчик, и каждого, кто находится в этой маленькой комнатке, и сейчас охватывает неизъяснимое чувство радости, умиления, лёгкости. Люди оттуда всегда выходят со счастливыми улыбками на лицах.
Конечно, посетители бывали разные. «Запомнилось, что к батюшке привели бесноватую женщину. Она кричала на него, ругалась, обзывала совершенно жуткими словами. И мы увидели его великое смирение. Старец сказал: “Нуты что, миленькая, да ну что ты, ну перестань, не надо. Вот я тебя благословлю. Всё слава Богу. Вы её ведите сейчас, пускай помолится, и домой. А потом ко мне придёшь”. И всё. Было видно, как этим смирением, этой любовью он усмирил ярость, которая в ней присутствовала» (протоиерей Михаил Михайлов).
