В горах над Сноуфилдом снова установилась полная тишина.
Часть вторая
Фантомы
Зло — не абстрактная категория. Оно существует. Оно материально. Оно способно перемещаться. Оно реально, даже слишком.
Доктор Том Дули
Фантомы... Стоит мне только счесть, будто я до конца понял цель, ради которой живет на земле человечество, стоит мне только по глупости своей вообразить, будто я понял смысл жизни... как вдруг я замечаю танцующие где-нибудь в тени фантомы. И эти таинственные фантомы, исполняя гавот, говорят мне так, словно заколачивают каждое слово: «Все, что ты знаешь, маленький человечишко, это пустяк, а то, что тебе еще предстоит узнать, необъятно».
Чарльз Диккинс
21
Сенсация
Санта-Мира.
Понедельник, 1 час 02 минуты ночи.
— Слушаю.
— Это «Санта-Мира дейли ньюс»?
— Да.
— Газета?
— Девушка, газета закрыта. Сейчас час ночи.
— Закрыта?! Вот уж не думала, что газеты когда-нибудь закрываются.
— У нас тут не «Нью-Йорк таймс».
— А вы разве не печатаете сейчас завтрашний тираж?
— Он печатается не здесь. Это делает типография. А тут у нас только редакция. Вам что нужно-то — типографию?
— Н-ну... у меня есть для вас один материал.
— Если это некролог, или сообщение о благотворительном аукционе в церкви, или еще что-нибудь в этом роде, то позвоните утром после девяти, и тогда...
— Нет, нет. Это сенсация, самая настоящая.
— Большая распродажа в чьем-нибудь гараже, да?
— Что вы сказали?
— Ничего, не обращайте внимания. Просто вам придется перезвонить утром.
— Погодите, выслушайте меня. Я работаю в телефонной компании.
— Ну, это не ахти какая сенсация.
— Нет, но именно потому, что я работаю в телефонной компании, я обо всем и узнала. Вы главный редактор?
— Нет. Я заведующий отделом рекламы.
— Ну-у... может быть, вы все-таки сможете чем-то помочь?
— Девушка, я сижу тут всю ночь, с самого воскресного вечера, а сейчас уже утро понедельника, абсолютно один в этой жуткой конуре, которую называют редакцией, и ломаю себе голову над тем, где еще можно выбить заказы, чтобы не дать потонуть этой газетенке. Я устал. Я зол...
— Это просто ужасно!
— ...и я боюсь, что вам все-таки придется перезвонить утром.
— Но в Сноуфилде произошло что-то кошмарное. Я не знаю в точности, что именно, но знаю наверняка, что там есть жертвы. Возможно даже, что там много погибших или тех, чья жизнь в опасности.
— Господи, по-моему, я устал даже еще сильнее, чем мне казалось. Но меня начинает интересовать то, что вы говорите. Продолжайте.
— Все телефонные разговоры, которые идут через Сноуфилд, мы перевели на другие каналы. Отключили автоматическое соединение с городом и ограничили связь с ним. Сейчас туда можно позвонить только по двум номерам, и по обоим отвечают люди шерифа. Все это явно сделано для того, чтобы изолировать город, прежде чем журналисты разузнают, что там что-то происходит.
— Девушка, а что вы пили, а?
— Я вообще не пью!
— Тогда чего накурились?
— Послушайте, я еще кое-что знаю! Им все время звонят из департамента шерифа в Санта-Мире, от губернатора штата, с какой-то военной базы в Юте, и они...
* * *
Сан-Франциско.
Понедельник, 1 час 40 минут ночи.
— Сед Сандович слушает. Чем могу вам помочь?
— Я же вам говорю: мне нужен репортер «Сан-Франциско кроникл»!
— Это я и есть.
— Вот черт! У вас там кто-то трижды вешал трубку. Разговаривать со мной не желают! Вы там что, мать вашу?...
— Потише, потише. Следи за своими выражениями.
— Дерьмо!
— А ты знаешь, сколько таких вот пацанов, как ты, названивает по редакциям с дурацкими розыгрышами и шутками?
— Да? А как вы узнали, что я пацан?
— Судя по голосу, тебе лет двенадцать.
— Пятнадцать!
— Поздравляю.
— Дерьмо!
— Послушай, сынок, у меня есть свой мальчик твоего возраста, только поэтому я с тобой до сих пор и разговариваю. Другие уже давно повесили бы трубку. Так что если ты действительно имеешь сообщить нечто интересное, выкладывай.
— Так вот, мой предок работает профессором в Стэнфорде. Он вирусолог и эпидемиолог. Знаете, что это такое?
— Это значит, что он изучает вирусы, разные болезни и тому подобное.
— Точно. И он продался.
— Это как?
— Взял деньги на исследования у этих клёпаных военных. Связался с каким-то заведением, которое занимается биологическим оружием. Считается, что результаты его исследований будут использоваться в мирных целях. Но это все один треп, вы же сами понимаете. Он продал душу дьяволу, и теперь дьявол за ней пришел.
— То, что твой отец продался — если он действительно это сделал, сынок, — быть может, и сенсация в вашем доме. Но нашим читателям это вряд ли будет интересно.
— Эй, погодите, я вам позвонил не для того, чтобы на него нажаловаться. У меня есть настоящая сенсация. Сегодня за ним приехали. Где-то что-то стряслось. Мне сказали, что он отправляется в командировку на Восточное побережье. Но я прокрался наверх и подслушал за дверью, когда он в спальне рассказывал все старухе. В Сноуфилде какое-то массовое отравление. Не город, а сплошное кладбище. И все стараются удержать это в тайне.
— В Сноуфилде? Здесь, в Калифорнии?
— Ну да. Я так понял, что они проводили испытания какого-то бактериологического оружия на своем собственном народе и что-то там вышло из-под контроля. А может быть, произошла случайная утечка. Но там творится что-то очень серьезное, это точно.
— Как тебя зовут, сынок?
— Рики Беттенби. А моего предка — Вильсон Беттенби.
— Ты сказал, он работает в Стэнфорде?
— Ну. Займетесь этим, а?
— Возможно, тут что-то и есть. Но прежде чем я стану звонить в Сноуфилд, мне еще придется о многом тебя расспросить.
— Валяйте. Что знаю, скажу. Я хочу, чтобы это все раскрылось, понимаете? Он должен заплатить за то, что продался.
На протяжении всей ночи то в одном месте, то в другом происходила какая-нибудь утечка информации. Эти утечки следовали одна за другой. На военной базе в Дагвэе, штат Юта, какой-то офицер, который должен был бы понимать, что делает, воспользовался обычным телефоном-автоматом, чтобы позвонить в Нью-Йорк и рассказать все, что знал, своему горячо любимому младшему братишке, который работал репортером-стажером в «Таймс». Помощник губернатора рассказал обо всем в постели своей любовнице, которая тоже была журналисткой. Так в плотине секретности одна за другой возникали трещины и течи, и в результате очень скоро слабая струйка информации превратилась в бурлящий поток.
