— Но если телефон испортился именно сейчас... это ведь несколько странно, верно? — проговорила Лиза, идя вслед за Дженни.
— Пожалуй.
Дженни почти ожидала увидеть за дверью какого-нибудь высоченного незнакомца с ножом и со зловещей ухмылкой на лице. Одного из тех ненормальных, которых в наше время, кажется, развелось в изобилии. Какого-нибудь очередного Джека-Потрошителя, чьи кровавые дела заполняют программы телевизионных новостей.
Прежде чем рискнуть выйти в холл, она выглянула туда, готовая отпрыгнуть назад и захлопнуть дверь, если кого-нибудь увидит. Но там никого не было.
Взглянув краем глаза на Лизу, Дженни увидела, что девочка все поняла.
Они быстро прошли через холл к входной двери. Когда они поравнялись с лестницей, ведущей на второй этаж, нервы Дженни были напряжены до предела. Убийца — а он вряд ли на самом деле существует, отчаянно успокаивала она себя, — мог притаиться на лестнице, и тогда ему были бы хорошо слышны их шаги. Он мог броситься на них сверху, сзади, когда они проходили мимо него к двери. Броситься, высоко подняв руку с зажатым в ней ножом...
Но на лестнице никто их не подкарауливал.
И в холле тоже. И на крыльце.
На улице уже сгустились сумерки, быстро переходившие в ночь. Свет солнца еще был багряным, но отовсюду, откуда оно уже ушло, из десятков тысяч укромных местечек протянулись тени, похожие на целую армию зомби. Через десять минут станет совсем темно.
4
В доме соседей
Дом супругов Сантини, из камня и калифорнийской секвойи, был построен по более современному проекту, чем дом Дженни. Все углы в нем были закруглены, поверхностей, пересекающихся под острым углом, не было вовсе. Он стоял на фоне высоких сосен, словно вырастая из каменистого грунта и вписываясь своими очертаниями в склон горы, и впечатление было такое, будто этот дом не построен, но возник здесь каким-то естественным образом. В нескольких комнатах первого этажа горел свет.
Входная дверь была приоткрыта. Из дома доносилась классическая музыка.
Дженни позвонила и отошла на несколько шагов от двери, туда, где стояла Лиза. Она считала, что им не следует подходить слишком близко к супругам Сантини: вполне возможно, что они уже заразились чем-то, просто побывав в той самой кухне, где лежит труп миссис Бек.
— Лучших соседей и пожелать невозможно, — сказала она Лизе, мечтая, чтобы рассосался и исчез тот твердый и холодный комок, который она ощущала внутри себя. — Прекрасные люди.
На их звонок никто не вышел.
Дженни подошла к двери, снова нажала кнопку звонка и отступила назад к Лизе.
— У них в городе два магазина: сувениров и лыжных принадлежностей.
Музыка играла, то немного затихая, то становясь громче. Это был Бетховен.
— Наверное, никого нет дома, — проговорила Лиза.
— Кто-то там должен быть. Музыка, свет горит...
Внезапный и резкий порыв ветра вдруг закрутился вихрем под крышей крыльца, и порожденные им звуки слились с нотами Бетховена, превратив прекрасную музыку в неприятный дисгармоничный шум.
Дженни распахнула дверь до отказа. Молочный люминесцентный свет лился через открытую дверь кабинета в холл с дубовыми паркетными полами и освещал небольшое пространство возле двери гостиной, в остальном погруженной во мрак.
— Энджи? Винс? — позвала Дженни.
Никакого ответа.
Только Бетховен. Ветер стих, и разрушенная было музыка снова возродилась в наступившей тишине. Третья симфония, «Героическая».
— Эй? Дома кто-нибудь?
Прозвучали заключительные аккорды симфонии, и, когда стих последний звук, музыка прекратилась. Стереопроигрыватель явно выключился сам.
— Эй?
Ничего. Ночь за спиной у сестер хранила полное молчание, и дом перед ними молчал тоже.
— Ты туда не пойдешь, правда? — обеспокоенно спросила Лиза.
Дженни посмотрела на девочку.
— А в чем дело?
Лиза прикусила губу.
— Что-то здесь не так. Ты ведь и сама это чувствуешь, верно?
Немного поколебавшись, Дженни неохотно призналась:
— Да. Чувствую.
— Такое ощущение... словно мы здесь одни... только ты и я... и в то же время... не одни.
У Дженни действительно было очень странное чувство, что за ними наблюдают. Она обернулась и внимательным, изучающим взглядом обвела лужайку и кусты, уже почти полностью погруженные во тьму. Потом посмотрела на окна. Свет горел только в кабинете, все остальные окна были закрыты и темны, их стекла слегка поблескивали. В темноте, за этими стеклами, мог скрываться кто угодно. И если он там действительно был, то ему все было видно прекрасно, сам же он оставался невидимым.
— Пойдем, пожалуйста, — сказала Лиза. — Пойдем, позовем полицию или еще кого-нибудь. Ну пойдем же! Пожалуйста.
Дженни отрицательно покачала головой.
— Мы с тобой просто перевозбуждены. И у нас разыгралось воображение. Мне нужно зайти посмотреть, вдруг там кто-нибудь ранен — Энджи, Винс или кто-нибудь из ребят...
— Не надо! — Лиза схватила Дженни за руку, пытаясь ее не пустить.
— Я врач. Я обязана помочь.
— Но если ты подхватила от миссис Бек микроб или что-нибудь еще, ты можешь их всех заразить. Ты же сама так сказала.
— А что, если они умирают сейчас от того же, от чего умерла Хильда? Что тогда? Может быть, им нужна медицинская помощь.
— Мне кажется, что это не болезнь, — мрачно сказала Лиза, выражая вслух мысли и самой Дженни. — Это нечто худшее.
— Что может быть хуже?
— Не знаю. Но... я это чувствую. Нечто гораздо худшее.
Снова поднялся ветер и зашумел в кустах возле крыльца.
— Ну ладно, — сказала Дженни. — Ты подожди здесь, а я пойду и взгляну на...
— Нет, — мгновенно возразила Лиза. — Если ты пойдешь, то и я с тобой.
— Голубушка, не считай, что ты расклеиваешься, если ты...
— Я с тобой, — повторила девочка, отпуская руку Дженни.
— Пошли.
Они вошли в дом.
Остановившись в холле, Дженни посмотрела через открытую дверь влево.
— Винс?
Две лампы освещали теплым золотистым светом каждый уголок в кабинете Винса Сантини, но в комнате никого не было.
— Энджи? Винс? Есть тут кто-нибудь?
Ни один звук не нарушал сверхъестественную тишину, однако сама темнота казалась какой-то настороженной, присматривающейся, выжидающей — словно она была громадным притаившимся зверем.
Гостиная справа от Дженни была погружена в непроницаемый мрак. С противоположной стороны гостиной узкие полоски света проникали сквозь щели неплотно прикрытых дверей, ведущих в другие комнаты, но этот слабый свет не мог рассеять глубокую темноту, царившую по эту сторону дверей.
