Когда после встречи была организована вечеринка, и надо было приглашать дам на танцы, оказалось, что советские командиры не умеют танцевать современные танцы, и даже классические танцы, вальсы, тоже никто не умеет танцевать. Что уже совершенно неприлично. Какой же это офицер, если он не может даму пригласить на танец? И поэтому обучение танцам, как классическим, так и современным: фокстротам, румбам, танго — все это делалось крайне модным. И вот профессор Славянов решил, что лучше организовать такой кружок танцев у себя на квартире. Обучать вызвался один из его аспирантов. Он сам, по-моему, тоже был геолог, но тем не менее успел обучиться. И он нас обучал и вальсу, и польке, и мазурке, и фокстроту, и танго, и даже каким-то только что изобретенным советским танцам под названием инфизкульт
[782].
В 1935 году Советский Союз посетила модельер Эльза Скиапарелли. Позже она вспоминала: «Сталин решил, что армейские офицеры должны носить золотые звезды, элегантно скроенные мундиры и брюки с широкой полосой. Они должны выучиться танцевать фокстрот. Комиссары должны освоить гольф. Солдаты Красной армии должны научить своих женщин, как хорошо выглядеть»
[783]. В это время прошел слух, что Скиапарелли создала платье для советской женщины: говорили, что жена Стаханова получила в подарок автомобиль, счет в банке и последнее платье от Скиапарелли. Фокстрот больше не служил признаком бунтарства, а стал, как и платья haute couture, принадлежностью советского истеблишмента. «Танцеборство» закончилось, и танец — конечно, лишь в его бодрой, веселой и жизнерадостной версии — был поставлен на службу изменившейся советской идеологии. Во дворцах пионеров и домах культуры закрывались агит-театры, студии хоровой декламации и фотокружки, и их место занимали музыкальные и танцевальные классы. В армии, на флоте, на гражданке создавались ансамбли песни и танца. В них нашли себе применение хореографы, которым в 1920‐е годы, чтобы выжить, приходилось создавать «массовую советскую пляску»
[784].
Командные методы организации массовой пляски демонстрируют еще раз, что искусство неотделимо от политики. Тем не менее даже в рамках системы человеческая жизнь может быть наполнена позитивным смыслом. Еще один пример тому — жизнь ленинградца Владимира (Вульфа) Захаровича Бульванкера. Друзья прозвали Вульфа «Волком» — в том числе за то, что ему нравился Зигфрид из рода Вельзунгов-волков, персонаж оперы Вагнера. Волк с детства был музыкальным, посещал концерты, много пел, занимался в музыкальной школе им. Н. А. Римского-Корсакова по классу сольного пения. В 1918 году стал участником студии музыкального движения «Гептахор». В работе «массовиком» все это ему пригодилось: он дирижировал хорами и оркестрами в парках, был распорядителем на танцевальных вечерах, организовывал массовые игры, викторины, соревнования КВН и детские праздники.
Самой первой его творческой площадкой стала школа № 20 Володарского района Петрограда: здесь Бульванкер создал «массовые пляски» под мелодии «Проводов», «Молодой гвардии», «Вальса» Штрауса, песни «Нас побить хотели». Около 1926 года, как сообщал Бульванкер, он пришел в Дом художественного воспитания «на смену Льву Рубинштейну, очень талантливому массовику»: «Здесь я начал работать с массовиками <…> в области плясок»
[785]. С середины 1920‐х годов открывались курсы и методические кабинеты, где готовили инструкторов по массовой работе, или «массовиков-затейников» и «физкультурников-затейников». В Ленинградском доме художественного воспитания Бульванкер заведовал «кабинетом затейничества». Он участвовал в организации литературных карнавалов в Русском музее, костюмированного парада в Доме учителя, которые походили на дореволюционный бал-маскарад. Так, в Доме учителя танцевали полонез на музыку Чайковского, общую пляску на музыку «Фарандолы» Бизе. Бульванкер ставил и разучивал пляски с участниками Мастерской организации культурного отдыха Ленинградского пролеткульта. Когда пляске стали учить даже по радио, Волк тоже этим занимался: «Я писал текст моей части передачи и затем проводил пляску по радио»
[786]. В 1976 году его танцы исполнялись во время парада пионеров на Дворцовой площади и транслировались по телевидению.
Когда в 1934 году, после убийства Кирова, в Ленинграде начались репрессии по отношению к интеллигенции, Бульванкер переехал в Москву и работал методистом в подмосковных домах пионеров и домах детского творчества. В Горках Ленинских вместе с Лидией Генераловой он осуществил постановку «Памяти вождя» на музыку Седьмой симфонии Бетховена. Постановку показали в Театре народного творчества (который тогда помещался в бывшем здании Театра имени Мейерхольда, теперь — Концертный зал им. Чайковского) и услышали в ответ: «Очень хорошо, только нет ли чего-нибудь повеселее?»
[787]
В 1937 году Волк вернулся в Ленинград, а после войны поступил в Ленинградскую государственную эстраду на работу массовиком и еще вел «общий курс затейничества» на курсах массовиков при ЦПКиО. Однажды Ленинградский зоопарк пригласил его организовывать День Птиц, затем — новогодний праздник, проводить зоовикторины. Волк впервые узнал, что в мире существует немало памятников животным, а также птицам и насекомым. Дошедшая до него информация (ошибочная) о том, что памятник собаке установлен в Колтушах, побудила его написать книжку. Он стал проверять опубликованные данные о других памятниках животным, нашел еще больше ошибок и сам начал собирать сведения. За несколько десятилетий ему удалось накопить огромный, тщательно проверенный материал, состоящий из фотографий, рисунков, рассказов очевидцев. С любовью собранная коллекция дала множество трогательных — печальных и радостных — тем для сборника рассказов.
Автор этой книги родилась в СССР и еще помнит «массовиков-затейников» — как правило, людей немолодых и не слишком жизнерадостных, часто формально выполняющих свою обязанность — развлекая, просвещать. Свои «мероприятия» они проводили «для галочки», и вряд ли это было кому-то в радость. Но Волк пришел в профессию в эпоху всеобщего энтузиазма, массового творчества, веры в реальность демократии и коммунизма. И, конечно, его собственные талант, знания и опыт определяли все, что он делал. Говоря о своей работе, Волк не стеснялся странного названия «массовик-затейник» и не скрывал гордости за удачно проведенный праздник, за способных учеников.
