Подземные толчки постепенно затихли. Гора вернулась в равновесие. Грохот падающих булыжников снаружи остановился. Порывы ветра прокатились по пещере: кости земли прекратили болезненное движение и замерли в новых конфигурациях.
Рацелус медленно поднялся на ноги. Его тело было не повреждено, но в его душе осталась глубокая, пугающая боль.
— Мефистон! — позвал он.
Зазвучали голоса, зовущие братьев. На некоторые отвечали стоны, на другие — тишина.
Упавшие кристаллы хрустели под ногами Рацелуса, пока он шел к подиуму. Свет вернулся, дрожащий и неуверенный поначалу. Пало больше братьев чем он ожидал. Они лежали безжизненными телами, и кровь сочилась из ушей и ноздрей. Двое сцепились в смертельном объятии, сжав пальцы на горле друг друга. Иные же царапали свои лица в припадке ярости и разбивали себе черепа. Повсюду была кровь. Выжившие кое-как приходили в себя. Всем досталось, невзирая на силу. Половина умерли, а остальные никогда уже не станут прежними.
Мефистон выжил. Он скорчился на подиуме. Витарус был воткнут в камень. Старший библиарий сжимал рукоять меча, как единственную опору во всей Галактике. Он опустил голову, и плащ раскинулся вокруг него, точно сломанные крылья.
— Мой господин? — окликнул Рацелус. — Мефистон?
Владыка Смерти поднял глаза — и этот взгляд, подумал Рацелус, он не забудет до конца своих дней.
— Мы проиграли. Оказались недостаточно сильны. Ка’Бандха прошел в мир людей.
Рацелус кивнул. Именно этого он и боялся.
— Он на Баале?
Мефистон застонал и поднялся на ноги.
— Нет. Я думаю, нет, но он появится неподалеку. Мы должны оставить это место, предупредить командора Данте. И возможно, мы сможем искупить свою неудачу здесь, убивая ксеносов.
Рацелус оглянулся. Вход в пещеру перегородили огромные куски камня и упавшие кристаллы.
— Сейчас у нас есть другие заботы, мой господин. Мы должны раскопать путь наружу, а это займет немало времени. — Он вновь повернулся к Мефистону. — Боюсь, битва за Баал для нас окончена.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
НА ТРЕТЬЕЙ ЛИНИИ
— П-п-пап, — заикаясь, промямлил мальчик.
Уйгуй вынырнул из полусна, полного кричащих чудовищ. Затем он вспомнил, где он, и захотел вернуться обратно в кошмар.
— Что такое? — спросил он.
Они расположились снаружи за стеной, укрывшись за хлипкой линией укреплений, дальше которых были только тираниды и холодная ночь. Луны ярко сияли в небе, полном ксеносских тварей. Канонада никогда не умолкала, даже на мгновение, и щиты крепости ангелов полыхали сверхъестественным пламенем в ответ на бомбардировку живыми снарядами. Ужасные вопли разносились по пустыне — звук измученной артиллерии, кричащей при выстрелах. На дальней стороне рва тьму разрывали леденящие кровь визг и скрежет.
Но атаки не было.
Уйгуй чувствовал себя невыносимо тяжелым, он неописуемо устал.
— П-п почему мы ждем здесь? Т-т-тут холодно. Мне страшно. П-п-почему они не вернут нас назад?
Мальчик нервно дергался, плечи его поворачивались словно сами собой. Он всегда так вел себя, когда боялся. Его сын, потерянный теперь навсегда, никогда не стал бы задавать таких глупых вопросов, но поразил бы Уйгуя умозаключеними. К тому же он ни за что не стал бы так жалко дрожать. Уйгуй скучал по своему ребенку и не имел ни малейшего желания тратить время на нытье идиота.
— Мы — мясо в капкане, — зло сказал он. — Мы здесь, прямо перед этими мерзкими ксеносскими носами, где они могут учуять нас. Они хотят нас съесть, разве не видишь? Мы-то пища помягче, чем ангелы в броне.
— Прекрати, па, хватит! Ты меня пугаешь! — Мальчик прижал ладони к ушам и принялся раскачиваться, сидя на корточках.
Уйгуй презрительно посмотрел на него и сплюнул. Во рту стоял вкус дыма битвы и ксеносских жидкостей. Он вытер губы рукой.
Призрачно-белое лицо вдруг появилось из темноты. Внутренности Уйгуя скрутило узлом.
Ангел в черном, с черепом вместо шлема, смотрел на них сверху вниз. Он возвышался над стеной укреплений линии обороны, но, похоже, ничуть не боялся ксеносских снарядов.
— Что за шум? — спросил ангел голосом, глубоким, будто ночь.
На мгновение он показался Уигую воином-священником, встреченным в Падении Ангела, прежде, чем все это началось, когда они еще не знали о грядущей угрозе. Затем он разглядел украшенную иначе броню, Да и этот голос звучал строже. Уйгуй попытался напомнить себе про человека внутри силовой брони, но его разум отказывался в него верить. С чего бы ему то и дело оказывали проклятое внимание.
Уйгуй бросился на землю, потянул мальчика за собой и распростерся у ног ангела.
— Простите, мой господин! Простите нас.
Уйгуй вжался лицом в песок. Песчинки странно пахли — Баал был чужим.
— Наша вера учит, что лишь мы сами можем простить себя. Храните молчание, иначе я ускорю вашу смерть. Желаешь ли ты этого?
— Простите, мой господин, просто мальчик напуган.
Из решетки шлема донеслось хриплое дыхание ангела. Уйгуй рискнул взглянуть вверх. Ангел походил на гору черной брони, освещенной огнем и мерцанием пустотного щита, увенчанной черепом с пылающими глазницами, словно недоступная святыня.
— Возвращайтесь на пост, — сказал воин. — Для таких, как вы, нормально испытывать страх. Верьте в Великого Ангела, стреляйте метко, и все будет в порядке.
Уйгуй кое-как поднялся на ноги. Ангел с интересом наблюдал за ним.
— Я не могу двигать руками и ногами, как хотел бы, — сказал Уйгуй, поясняя свою медленную реакцию. — Оружие весит не меньше наковальни. Мы не можем бежать. Эта проклятая тяжесть. Баал — место для ангелов. Мы совершаем грех, находясь здесь.
— Вы не прокляты. Это всего лишь законы мира — масса планеты выше, чем масса лун. Вас тяготит гравитация, а не проклятие.
Мальчик, хоть и был идиотом, поднялся быстрее Уйгуя и уже вернулся к огневой щели.
— Г-г-господин мой, — выговорил мальчик.
— Тихо! — прошипел Уйгуй.
— Дай ему сказать! — громыхнул ангел. — В чем дело?
— Т-т-т-там что-то есть. — Мальчик указывал в темноту.
Уйгуй прищурился, но не смог ничего разглядеть среди разбитых вражеских трупов на том берегу. Голодная вода блестела, отражая огонь.
Ангел повернул голову и выглянул за укрепления.
— Где? — спросил он.
Мальчик ткнул пальцем.
Едва он поднял руку, с неба с визгом спикировала тварь, упав в голодную воду со сложенными крылья.
За ней последовала другая, затем еще и еще.
— Движение на дальнем берегу! — воскликнул космодесантник.
