– Ай, щекотно, убери свою лапищу! – возмутился Генри, дёргая задними лапами. Округлившимися от удивления глазами завхоз наблюдал за мной. Пора было убираться – наша ужасная белка, судя по всему, справлялась и без посторонней помощи.
– Бежим! – сказал я Берте, и мы рванули с места.
Гризли бегают быстро, но пумы ещё быстрее. Я добежал до школьных ворот раньше Берты. Они оказались закрыты, но для нас это не было помехой. Мы перепрыгнули через забор и спрятались за ближайшими баками.
– Всё хорошо, – заметила Берта. – Теперь мы хотя бы знаем, что Холли скоро вернётся в нашу школу.
– Если её раньше кто-нибудь не прибьёт, – усмехнулся я и достал групповой мобильник, чтобы позвонить Тео.
Признания
Холли вернулась в тот же вечер – но, увы, без хороших новостей.
– Они хотят меня оставить! Странно, правда? – пожаловалась она за ужином, пальцами расчёсывая свою буйную шевелюру. – Но пока они не нашли для меня какую-нибудь дурацкую приёмную семью, я буду ночевать здесь. Утром меня заберёт один из этих автобусов цвета мочи, а вечером привезёт обратно.
– Я сделаю что смогу, – пообещала ей Лисса Кристалл, проходившая в этот момент с Джеймсом Бриджером мимо нашего стола. – Вся загвоздка в этом опекуне.
– Моя команда номер один выяснила, что у него проблемы с алкоголем – может, сообщить об этом его начальству? – предложил Бриджер.
– Джеймс, ты шутишь! – Удивлённо подняв брови, Лисса Кристалл смотрела на него, а её белые волосы развевались от сквозняка из приоткрытого купола. – Ты и вправду смог бы очернить кого-нибудь перед начальством?
Мой любимый учитель и бровью не повёл:
– А чего ты ожидала, Лисса? Если мы не защитим своих ребят, за нас никто этого не сделает. И мне всё равно, как мы этого добьёмся – если физически никто не пострадает.
Ожесточённо споря, они вернулись за учительский стол. Холли думала только о десерте – манке с корицей, – но мы с Брэндоном, Дорианом и Нелл испуганно переглянулись.
Пока ещё мне не удалось подробно расспросить Холли, но больше я не мог с этим тянуть. Проглотив свой десерт (я уже знал, что тарелку облизывать не принято), я потянул Холли на улицу, к нашему домику на дереве на краю луга.
– Я с вами, – сказал Брэндон, но я, повинуясь чутью, покачал головой. Брэндон тоже был другом Холли, но мне казалось, что она расскажет больше, если мы останемся вдвоём.
Лестница, чтобы забраться в домик на дереве, нам была не нужна: Холли взлетела наверх в беличьем обличье, а я в обличье пумы вскарабкался по стволу. Я лазил даже лучше, чем папа, мы это однажды выяснили во время небольшого состязания. В семье он был лучшим охотником, зато Мия превосходила нас всех в плаванье, а мама прыгала дальше всех.
Вечер был прохладным, и Холли не скакала, как обычно, по перилам и крыше, а устроилась между моих передних лап.
– Ты хочешь со мной поговорить, да? – тихо спросила она.
– Ты мне доверяешь? – ответил я вопросом на вопрос.
– Доверяю, – сказала Холли. – А ты мне? Ты веришь, что я не имею отношения к этим грабежам?
Я лизнул её мех:
– Да. Но мне не нравится, когда ты врёшь. Что с тобой творится? Куда ты ходишь по ночам?
Белка вздохнула:
– Мне очень неловко. Вообще-то я никому не хотела об этом рассказывать… Вообще никому.
Я молча ждал, сгорая от любопытства.
– Думаю, сначала мне придётся кое-что объяснить, – начала Холли. – Я тебе рассказывала, что мою маму вскоре после моего рождения съела сова? Потом обо мне заботился папа, но однажды настал и его черёд. Рысь. Мне было шесть лет.
Совсем маленькая. При мысли об этом у меня сжалось сердце.
– Вы жили в зверином обличье?
– Когда как. У нас была небольшая квартирка на окраине городка, где мы тогда жили. Папу я ещё немного помню – он много шутил, подогревал ореховое молоко с карамелью и играл со мной в лесу. Днём он был со мной, а по вечерам жарил другим бургеры, чтобы заработать денег.
Я осторожно спросил:
– После его смерти тебя сразу же отправили в приют?
– Да, в эту жуткую бетонную коробку! Посреди промышленной зоны, где-то между мотелями и серыми офисными зданиями – ни дерева, ни травинки вокруг. И внутри тоже всё было серым. В нашей старой квартире мы выкрасили все стены в разные цвета, а потом ещё пробежали по ним измазанными в краске лапами. Для красоты, понимаешь?
Голос Холли в моей голове становился всё тише, я с трудом мог разобрать её слова.
– Наверное, это было красиво, – ответил я.
– Большинству людей в приюте не было до меня дела, а некоторые меня недолюбливали. Остальные дети считали меня странной. Я много раз сбегала, но каждый раз меня ловили и водворяли обратно: я была ещё слишком мала, чтобы выжить в одиночку в дикой природе. Но после той истории с покрывалом всё стало совсем печально.
– С покрывалом? – удивлённо переспросил я.
– Понимаешь, у меня осталось не так много вещей из прежней жизни, – объяснила Холли. – Нам, оборотням, вещи не так уж важны. Но у меня было такое пёстрое покрывало, я его выпросила, и папа долго экономил, чтобы купить его мне.
Теперь я вспомнил, о каком покрывале идёт речь. Я видел его на кровати в комнате Холли – настоящее буйство красок: изумрудно-зелёный, оранжевый, фиолетовый. Ещё разноцветнее, чем горячие источники в Йеллоустоуне, которыми мы с родителями часто любовались с безопасного расстояния.
– Проблема была в том, что в этом дурацком приюте все кровати должны были выглядеть одинаково – их было по шесть в каждой палате. – Я почувствовал, как маленькое тельце Холли дрожит у меня в лапах. – С воспитательницей я не ладила, и мы всё время спорили, можно ли мне пользоваться этим покрывалом. В общем, мне не разрешили. Тогда я ужасно разозлилась и начала швырять всем, что под руку подвернётся, представляешь?
Я мысленно усмехнулся. Ещё как представляю! Когда Холли выходит из себя, от неё лучше держаться подальше.
– Надеюсь, это были твёрдые тяжёлые предметы? – спросил я, и пушистые ушки Холли защекотали мой подбородок.
– А то! К сожалению, я ещё и укусила эту воспитательницу…
Я попытался скрыть своё потрясение. У людей было не принято кусаться, это я уже понял!
