Мы с Холли с любопытством разглядывали картину. Изначально на ней был изображён мопс, который с героическим видом плыл под парусом в сторону заката. Теперь на мопсе был повязан фартук, а в пасти он держал резиновую косточку. Зато на палубе нежилась на солнышке белая волчица в крутых тёмных очках и с коктейлем в лапе, а рядом угадывались очертания второго волка – поменьше.
– Очень здорово! – Холли рисунок впечатлил. – Я и не знала, что ты так хорошо рисуешь, Лу.
– Я тоже не знал, – признался я. – Хотя мог бы догадаться, что это ты. Зомби на первой картине был точно как в том фильме, который мы смотрели недавно… с тобой, Брэндоном, Холли и Дорианом. Я этого не делал, Брэндон не умеет рисовать, Дориан слишком ленив, а Холли не смогла бы держать язык за зубами.
– А ты неглуп. – Не глядя на меня, Лу продолжала рисовать быстрыми, уверенными мазками. Мне показалось, что от гордости я даже стал чуточку выше. По крайней мере, так я себя почувствовал. Она считает меня умным… Может быть, ей ещё что-нибудь во мне нравится?
Нравятся ли ей те, кто умеет бороться? Дикие самки вапити восхищаются оленями, которым по осени удаётся обломать соперникам рога.
– Ореховая идея – но зачем ты вообще это делаешь? – спросила Холли, почти касаясь носом белой волчицы, чтобы рассмотреть детали.
– Мне не нравится, что миссис Паркер вывешивает здесь в коридоре свою кошмарную мазню, – пояснила Лу. – Пусть бы в своей комнате стены обклеивала! Идея изменить картины показалась мне забавной… А поскольку она сразу их снимает, картин каждый раз становится на одну меньше.
– Если она взамен не малюет новые, – вздохнул я.
Наши глаза встретились, и я по-новому влюбился в лукавый взгляд Лу.
– Может быть, но я слышала, как она договаривалась с Лиссой: если место освободится, там повесят наиболее удачный ученический автопортрет.
– Мой! – тут же крикнула Холли, и на сей раз мне пришлось пихнуть её в бок, потому что лишние свидетели нам были ни к чему, а если она будет так орать, сразу сбегутся любопытные.
Я был бы рад подольше поболтать с Лу, но после всего, что произошло в последние дни, на меня навалилась смертельная усталость. Ждать оставалось совсем недолго… Скоро я наконец-то увижу свою настоящую семью!
– Удачи! – пожелали мы Лу и пошли на третий этаж.
Брэндон уже храпел. Я тоже лёг в постель и уснул, думая о родителях и о Мии.
Поиски
Пятница прошла как во сне: переполох из-за «обновлённого» рисунка с мопсом – мы с Холли с трудом сдерживались, чтобы не прыснуть; парные упражнения на уроке превращений – я почти весь урок провёл с Хуанитой в углу кабинета; эксперименты с ветряной энергией на уроке физики у Джеймса Бриджера – Нелл чуть не унесло вместе с парусом.
Но что бы мы ни изучали, я мог думать только о маме, папе и Мии. Теперь меня ничто не остановит: ни прожорливые волки, ни коварный оборотень с тремя обличьями, ни мстительный оборотень-пума, ни гадкий опекун! К счастью, мистер Крамп стал заметно любезнее после того, как Анна его усовестила, и благосклонно отнёсся к запросу Сильверов. Он обещал, что разрешит Холли снова посещать «Кристалл», пока не выяснится, усыновят ли её Сильверы или нет.
Я очень радовался встрече с Мией – но в то же время ощущал неуверенность. Как встретит меня отец? Обнимет ли мама меня так же, как Анна Рэлстон? Не стали ли мы чужими друг другу за то долгое время, что не виделись? Что, если мой запах покажется им слишком человеческим?
Джеймс Бриджер не только обещал меня отвезти, но и готов был помочь мне в поисках, потому что Мия смогла лишь приблизительно объяснить, где именно на Галлатинском хребте теперь обитает моя семья.
Я забрался на пассажирское сиденье с набитым рюкзаком, и Бриджер, улыбнувшись, принюхался:
– Вкусно пахнет. Ты всё-таки сумел выторговать у Шерри Плеск ещё несколько колбасок?
– Она вовремя получила новую партию – а счёт отправит отцу Джефри, – радостно сообщил я и осторожно пристроил рюкзак с колбасками и лекарствами у себя в ногах. Одежды у меня с собой почти не было – только одни трусы на смену, потому что я планировал все выходные быть пумой.
Первые несколько километров я постоянно выглядывал в окно, чтобы убедиться, что нас никто не преследует. Надеюсь, Эндрю Миллинг ещё не разнюхал, что ближайшие дни я проведу в горах на севере практически без защиты. Но преследователей не было видно, и постепенно я успокоился. За несколько часов поездки мы с мистером Бриджером успели поделиться друг с другом кучей историй. Я рассказал, как мы с Мией однажды наблюдали за работой рейнджера и незаметно увязались за ним в обличье пум; Джеймс – как однажды поспорил с одним рейнджером, который привёл в докладе ложные факты о койотах и волках. Я расписал, как мы нашли Миро, а Джеймс признался, что в детстве однажды чуть было невольно не превратился в кинотеатре в зверя, когда в фильме показали койота.
Было здорово так подробно с ним беседовать.
Тем не менее поездка показалась мне нескончаемой. Наверное, из-за тоски по родным.
Наконец мы прибыли на Галлатинский хребет – почти нетронутую дикую местность с лугами, лесными массивами и реками. Джеймс Бриджер припарковал свой неброский автомобиль на боковой дороге за деревьями, где его бы никто не заметил. Учитель вылез из машины, потянулся всем своим долговязым телом и почесал щетинистый подбородок.
– Я весь в предвкушении диких выходных в горах! – Он повернулся ко мне. – Ладно, слушай. Мы совсем близко к тому месту, которое описала твоя сестра. Я оставлю машину открытой, чтобы ты в любой момент мог взять свои вещи. Если я первым обнаружу твоих родителей, я попробую тебя позвать и оставлю здесь записку, как туда добраться. Удачи, Караг.
– Хорошо вам провести время. Спасибо за всё, мистер Бриджер.
Должно быть, заметив моё волнение, Бриджер обнял меня и похлопал по спине:
– Всё будет хорошо, вот увидишь. Твои родители придут в восторг от того, как ты возмужал. – Он прищурился от слабого весеннего солнышка. – Ладно, я пойду.
И вот уже на куче одежды стоял койот с серо-буро-серебристым мехом и острой мордой. Я помог ему убрать одежду в машину и превратился в пуму. Мои раны почти зажили, и я был полон сил. С решительным видом я пометил ближайшее дерево – оставил на его коре следы когтей и пахучую метку.
Караг здесь!
Он здесь – и не уйдёт отсюда, пока не найдёт тех, кого ищет!
Сначала я нашёл следы: родители, разумеется, тоже пометили свою территорию. Обнаружив следы маминых когтей и знакомый отцовский запах, я так разволновался, что сразу же влез на дерево, чтобы оглядеться. Метки совсем свежие – значит, они где-то поблизости!
Но родители, конечно, знали свои владения куда лучше меня, от них мало что могло укрыться. Вскоре ко мне подбежала гибкая светло-коричневая хищная кошка и, радостно мяукая, бросилась ко мне. Моя мать Нимка!
