Джим покачал головой:
— Не знаю.
Вспомнив разговор с Корбетом Хандалом, Холли положила руку на колено Джима и осторожно, но настойчиво сказала:
— Вспомни, малыш. Это случилось во время гастрольной поездки?
Он нахмурился, пытаясь вспомнить, и неуверенно произнес:
— Да… Во время гастрольной поездки.
— Ты ездил вместе с ними, так?
Он кивнул.
Вспомнив фотографию, изображавшую его мать в вечернем платье и Джима с отцом во фраках, Холли уверенно сказала:
— Ты участвовал в представлении. Она наблюдала на его лице неподдельное волнение: воспоминания, точно круги света в пруду, поднимались на поверхность сознания. Он шел к ней из мира вечной тьмы.
Холли и сама испытывала страшное волнение.
— Что ты делал во время сеанса? — задала она новый вопрос.
— Я был… на сцене. Мама собирала у зрителей личные вещи. Отец подходил ко мне, и мы… Я притворялся, что по этим предметам рассказываю об их хозяевах то, чего я просто не мог знать.
— Притворялся?
Он растерянно заморгал.
— Может быть, и нет. Странно… Но я почти ничего не помню.
— Твое ясновидение не было трюком. Все происходило по-настоящему. Твои родители вообще решили заняться этим делом только потому, что открыли в тебе удивительные способности.
Пальцы Джима прикоснулись к обложке «Черной мельницы».
— Но…
— Что — но?
— Во всей этой истории есть столько неприятного…
— Само собой. Но я рада, что мы наконец приближаемся к разгадке.
На лице Джима снова появилась тень.
— Пойдем, Холли.
Не желая видеть, как он опять соскальзывает в пропасть черной меланхолии, Холли порывисто встала и, взяв книгу, направилась к столу библиотекаря.
Веселая миссис Глинн склонилась над большим листом ватмана. Перед ней россыпью лежали цветные карандаши и фломастеры. Библиотекарша рисовала симпатичных мальчишек и девчонок, одетых астронавтами, моряками, акробатами и путешественниками. Поверх листа тянулась сделанная карандашом и еще не раскрашенная надпись: «Ребята и приключения, добро пожаловать в библиотеку. Посторонним вход воспрещен».
— Замечательно, — искренне сказала Холли, указывая на красочный плакат. — Вы настоящая художница.
— Все какая-то отдушина, а то постоянно тянет в бар. — Лицо женщины озарилось улыбкой, которая сразу сказала Холли, почему дети в восторге от Элоизы Глинн.
— Мой жених столько о вас рассказывал. Прошло двадцать пять лет, вы, наверное, его не вспомните.
Миссис Глинн с любопытством посмотрела на Джима.
— Я — Джим Айренхарт, миссис Глинн, — не выдержал он.
— Ну конечно же, конечно, помню! — Она быстро поднялась со своего места и обняла Джима. Затем, отстранившись, обернулась к Холли:
— Значит, вы выходите замуж за нашего Джима? Я так за вас рада! С тех пор как я сюда пришла, много воды утекло и, хотя городок наш небольшой, не стану сочинять, что помню всех мальчишек, которые здесь побывали. Но Джима помню очень хорошо. Он был у нас особенный, не такой, как все.
Холли снова выслушала историю об увлечении Джима фантастикой, о том, каким тихим он был, когда впервые приехал в город, и как совершенно ушел в себя после внезапной смерти бабушки.
Холли сразу ухватилась за последнюю фразу.
— Видите ли, миссис Глинн, Джим привез меня сюда, чтобы показать ферму. Возможно, мы решим остаться, по крайней мере на какое-то время…
— Наш городок гораздо лучше, чем можно подумать, — убежденно сказала миссис Глинн. — Уверена, вам у нас понравится. Знаете что, давайте я вам выпишу читательские билеты! — Она села за стол и открыла ящик с чистыми бланками.
Видя, что библиотекарша достала два билета и приготовилась писать, Холли осторожно сказала:
— Понимаете, дело в том, что… с этим местом связано столько тяжелых воспоминаний… и прежде всего смерть Лены…
— Когда она умерла, мне было всего десять, может, около одиннадцати, и я как бы заставил себя забыть о том, что случилось. Так вышло, что я совсем не помню подробностей ее смерти. Может быть, вы сумели бы — Холли подумала, что, пожалуй, недооценила способности Джима и из него еще может выйти вполне приличный репортер.
— Ну, насчет подробностей я и сама мало что могу добавить. Думаю, одному Богу известно, что она делала ночью на старой мельнице. Твой дед говорил, Лена любила там отдыхать. Место тихое, прохладное, есть где повязать, подумать. В то время мельница еще не превратилась в такую развалину, как сегодня. Однако, конечно, странно, что она вздумала вязать в два часа ночи.
Слова библиотекарши полностью подтверждали предположения Холли: ее сон действительно проекция воспоминаний Джима. Она поежилась и, почувствовав, как к горлу подкатывает тошнота, сглотнула слюну. Элоиза Глинн не знает, что на мельнице Лена была не одна.
Там находился Джим.
Холли обернулась и поразилась происшедшей в нем перемене: лицо Джима превратилось в безжизненную маску. Его даже нельзя было назвать бледным, оно стало серым, как небо на улице.
Миссис Глинн попросила у Холли водительское удостоверение, чтобы заполнить карточку читателя, и та, сама не зная зачем, протянула ей права.
— Я думаю, именно книги помогли тебе пережить самое трудное время, Джим. Ты читал их запоем. Глотал одну за другой, точно таблетки от головной боли. — Она вернула Холли права и читательский билет. — Джим был удивительным ребенком. Он полностью погружался в мир фантазий, и вымысел становился для него реальностью.
Чистая правда, подумала Холли.
— Когда он впервые приехал в наш город и я услышала, что Джим никогда не учился в настоящей школе, то подумала: «Бедный ребенок! Чему его могли научить родители, если они только и делали, что ездили по свету да выступали в ночных клубах…»
Холли вспомнила галерею фотографий в Лагуна-Нигель: Майами, Атлантик-Сити, Нью-Йорк, Лондон, Чикаго, Лас-Вегас…
— Но оказалось, дела гораздо лучше, чем я думала. Главное, они привили ему любовь к книгам, и потом это сослужило Джиму хорошую службу. — Библиотекарша повернулась к Джиму:
— Наверное, ты не захотел расспрашивать деда, потому что побоялся его расстроить, но, мне кажется, он крепче, чем ты думаешь, и знает о смерти Лены больше других.
— Что с вами, дорогая? — обратилась она к Холли.
Холли сознавала, что похожа на статую с голубым читательским билетом в руке, которая, подобно фигурам заколдованных людей из сказки, дожидается, когда ее разбудят. Однако она продолжала неподвижно стоять и молчала.
